Читаем Пьесы и сценарии полностью

ВАНИН

Кто «за»? Что «за»…? С тебя начнут, начнут с туза.

Бербенчук потрясён.

(Деловито.)

Уполномоченный сказал?

БЕРБЕНЧУК

Ага.

ВАНИН

Есть ордер на арест?

БЕРБЕНЧУК

Та раз вин каже, мабуть е.

ВАНИН

Ты думаешь, что есть?

Но едучи сюда, он мог ли знать о ней?

БЕРБЕНЧУК

Так. Это правильно.

ВАНИН

Иди и спи. Я завтра разбужу.

БЕРБЕНЧУК

(зовёт слабым голосом)

Начальник штаба!

ВАНИН

Я ему скажу.

Иди и спи! С женой.

БЕРБЕНЧУК

С Глафирочкой моей!

(Направляется уйти, но тотчас опять возвращается.)

ВАНИН

А не уйдёшь, так сам расхлёбывай.

БЕРБЕНЧУК

Та я хиба засну? Який то будэ сон?

Ну, я надию маю… Хлопцы оба вы…

(Уходя.)

Дивизион! Пропал дивизион!

(Но в глубине сходится с Катей и возвращается, держа её за вытянутую руку.)

Так ты уладишь, Сеня?

ВАНИН

Всё улажу.

БЕРБЕНЧУК

Ну, выручил, ну, друг!..

Там если что… так знаешь, даже…

К Глафире не стучи… меня чтоб не искать ей…

Я буду это… с Катей.

Уходят с Катей. Лихарёв с Олей тоже ушли. Свет всё гаснет.

ГАЛИНА

(теребя ампулу на шее)

Как сердце сжалось! Боже мой, как страшно!

Ушёл Сергей! и никого из наших!

Отступает. Гриднев встаёт и медленно идёт на неё. Ванин всё так же неподвижен в центре авансцены. Вдруг на самом верху лестницы — громкий топот, почти мгновенно за ним — пистолетный выстрел и откуда-то с хоров звон разбитого стекла. По лестнице суетливо сбегают: Майков с головой, перевязанной окровавленной повязкой, размахивая обнажённой шпагой, за ним — Парторг, почти ещё в нижнем белье, на ходу одеваясь, и Салиев с пистолетом над головой. Сообщая свой испуганный ритм Ванину и Гридневу, они мечутся по сцене, — Ванин нелепо семенит. Выглядывают в окна.

МАЙКОВ

(урывками, в разных местах сцены)

Прорвались!

Автоматчики!

Я ранен!

Окруженье!

Есть путь неперерезанный!..

Последнее спасенье!

Цепочкой, уже впятером с Ваниным и Гридневым, они убегают налево. Салиев, бегущий последним, ещё раз стреляет в воздух. Галинa тревожно-радостно мечется по сцене и убегает наверх. Начхим поднял голову, недоумевающе озирается. Тусклый свет. Справа в шинели и в зимней шапке входит Нержин. Его медлительность не вяжется со стремительным движением, которое только что было на сцене.

НЕРЖИН

Что, разошлись?

(Подойдя к роялю, рассеянно перебирает клавиши.)

НАЧХИМ

Кто тут стрелял?

НЕРЖИН

Тебе приснилось с пьяных глаз?

(Унылый набор нот.)

Начхим, начхим! Где твой противогаз?..

(Тот же набор нот.)

Вот русский праздник! Начался ребром,

Кончается печален.

НАЧХИМ

Ну, расскажи о чём-нибудь смешном.

НЕРЖИН

О чём?..

Стоял сегодня я среди развалин

Вступает музыка от невидимого источника.

Германской славы… Может быть, случайно

Там наша армия не шла. Торчит дощечка «мины».

Припорошённые снежком невдалеке от Хохенштайна,

Застал я свежечёрные руины.

Нержин увлекается рассказом и не замечает, как Начхим уходит, как тихо подкравшийся Салиев что-то кладёт под углы ковра. К концу монолога свет настолько слабеет, что вступают софиты.

Поставлен памятник был в точке самой крайней,

Куда дошли войска российские на выдохе движенья,

Откуда тридцать лет назад им зародилось окруженье, —

Бойцы, вмурованные в каменную ризу,

Семь мрачных башен по числу вильгельмовских дивизий,

Кольцо стены — кольца обхвата наглый

Окаменевший жест.

Штандарты для подъёма флагов.

Арена для торжеств.

Речей и клятв тевтонских сумрачный алтарь!

Сюда стекалась чернь, сюда съезжались власти.

И вот всё взорвано, и одымила взрывов гарь

Гранит безплодный, мрамор безучастный.

В кольце стены — пролома грубый зев,

Иные башни взорваны, иных стоят скелеты…

Безумцы, мигом овладев,

Возмерились владеть им леты!..

Солдат враждебный, я стою у гинденбурговского склепа —

Не гордостно, не радостно, — смешно усталым смехом мне:

Как в человеке самолюбие нелепо,

Так отвратительно оно в стране…

Деревьев ветви, вспугнутые взрывом,

Опять под снежным звёздчатым нападом…

Венчанный полководец! На веку своём счастливом

Ты испытал все высшие награды.

Но что алмазы звёзд твоих и бриллианты брошей

Пред этой тихой примиряющей порошей?..

В правой двери появляется лейтенант Ячменников. Он в шинели, зимней шапке, перепоясан ремнями, молод, строен. Весь белый от снега, он сперва стоит в двери, потом тихо проходит.

Клубок обид, извечный и довечный! —

Торжествовать, рыдать и вновь торжествовать! —

Хотя бы у земли добросердечной

Мы переняли свойство забывать

Безсчастный враг народа моего!

Как прокричать тебе сквозь глушь непонимания?

Смотри, как кончилось, как кончится любое торжество,

Любое злое торжество, Германия!

Сегодня мы подобны Валтасару,

Сегодня мы ликуем, но какую кару?

Но что за гнев мы нашим детям сеем?

Россия неповинная! безумная Расея!..

Ячменников?! Ух, как тебя снежок запорошил!

ЯЧМЕННИКОВ

(по форме)

Товарищ капитан, моторов не глушил,

Вся батарея прибыла. Прикажете…?

НЕРЖИН

Прися-адь!

Где люди?

ЯЧМЕННИКОВ

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги