Пестрота отражений (СИ)

Он тяжело и мучительно вздыхает, но взлетевший было пульс потихоньку устаканивается, однако выть пациент не перестаёт.

— Я смертельно ра-анен, — провозглашает он, когда мы ввозим его в палату. — Я сейчас умру-у-у. Мне нужен духовник, срочно, мне очень нужно поговорить с духовником… С дух… ком… А то умру… но сказать… важно…

Слова его становятся всё неразборчивей и неразборчивей, и наконец закачанные препараты оказывают своё правильное действие, и пациент засыпает.

— Запишем, — я щёлкаю клавишами, заводя на него карточку в базе, — повышенная сопротивляемость к…

— Лиза, ты заработалась! — восклицает Азамат, которого я даже не заметила в дальнем углу палаты, где восстанавливается после операции Рубчий.

— Да вот, как видишь. Привезла какое-то чучело, а пациентку у меня Янка уволокла.

— Да, я слышал, — кивает Азамат. — Там что-то серьёзное, как я понял. Весь персонал в ту палату угнали, я вот решил тут подзадержаться, чтобы Исара одного не оставлять.

— Ну вот, будет вам компания, — ухмыляюсь я. — Когда это чудо очнётся. Желаю вам, чтобы оно пришло в себя и оказалось более адекватным.

— У меня тут соседей перебывало за полмесяца, — замечает сам Исар, уже привыкший к моей манере общения. — Иной раз не знаешь, куда деваться. Долго мне ещё ошиваться тут?

Я напрягаю память, припоминая результаты последнего осмотра.

— Я же вам вчера всё сказала: завтра утром снимем повязку, пару дней ещё понаблюдаетесь и, если всё хорошо, можно будет ехать домой, только тяжести не поднимать пока.

Исар бормочет что-то насчёт потерянного времени и несовместимых с жизнью рекомендаций, но Азамат покровительственно похлопывает его по руке.

— Ты мне обещал Лизу слушаться.

— Так я слушаюсь, — тяжело вздыхает Исар. — Я ж понимаю, если хороший специалист, то надо делать, как скажут. Просто не знаю, дальше-то что, все сроки сорвал… А ещё и делать ничего нельзя будет.

— Нельзя будет только тяжести поднимать и читать при искусственном освещении, — напоминаю я в энный раз. — Ящики свои строгайте, сколько хотите. Электрорубанком.

Рубчий оставляет мой комментарий без ответа, а вместо этого вздыхает:

— Эх, Байч-Харах, Байч-Харах… Повезло тебе с женой.

— Без сомнения, — улыбается муж. — Правда, я не совсем понимаю, что навело тебя на эту мысль именно сейчас.

— Да так… Делом занята, сама себя развлекает. Не то что моя покойница.

Я бросаю на Азамата вопросительный взгляд, и он кивает: видимо, для него не новость, что Исар вдовец. Вот оно как, значит… Ну, если учесть, как он выглядит, то это чуть ли не к лучшему. Могу себе представить, сколько крови ему бы попортила типичная муданжская жена, вышедшая за него, пока он был красавцем. А судя по его замечанию и по тому, что он Азаматов однокашник, жена у него была самая что ни на есть столичная дама.

— А ты бы долго прожил с женой, которая с рассвета до заката на работе с какими-то чужими людьми общается? — подкалывает его Азамат, видимо, чтобы скрыть неловкость.

— Ой уж с рассвета до заката, — ворчу я.

Муж подмигивает, намекая, что он не всерьёз.

— Ты так спрашиваешь, как будто у меня большой выбор невест, — горько усмехается Рубчий. — Что мне за дело, надо — пускай общается, всё меньше мне бы нервы мотала. Ты же знаешь, я тихий человек, меня не трогай — я буду сидеть в своём углу. Я вот с тебя поражаюсь, ты же так любишь внимание, и чтобы всё было правильно… Как терпишь-то?

— Чтобы всё было правильно? — изумлённо повторяем мы с Киром, воззряясь на Азамата.

— От этого Лиза меня быстро отучила, — смеётся тот. — Примерно за два первых дня. А вниманием, наоборот, балует, особенно когда дети нас не растаскивают на кусочки.

Рубчий что-то отвечает, но в этот момент к нам заглядывает вышедший на дежурство Дэн, чтобы получить сводку по пациентам и отпустить меня на заслуженный отдых до рассвета.

2. Лиза

Не то чтобы я в норме брала утренние дежурства, но Алёнка меня стабильно поднимает в шакалью рань, пока Алэк отвлекает всех трёх нянь каким-нибудь хулиганством. Говорила же, давай подождём, когда ему будет хотя бы пять… И Азамат не то чтобы спорил, просто так невыносимо страдал, хотел дочечку, шантажист клятый. И вот нет бы эта дочечка ему спать не давала по ночам, так нет же, всё внимание мне!

Вот так и выходит, что ещё в предрассветных сумерках на следующий день я уже сижу глушу кофе в ординаторской, когда туда является Арай.

Я сразу понимаю, что что-то не так: девушка бледная, прям синюшная, губы дрожат, глаза на пол-лица.

— Хотон-хон, — начинает она неверным голосом. — Я у… ухожу.

— Куда? — моргаю я, ещё не очень хорошо соображая. — В смысле, тебе сегодня надо отлучиться?

— Нет, совсем… Из программы.

— Так. Присядь-ка и расскажи толком, что случилось, — распоряжаюсь я, изо всех сил сбрасывая сонливость.

— У меня времени мало…

— На поезд опаздываешь?

— На шаттл…

Я бросаю взгляд на часы.

— До шаттла ещё два часа. Рассказывай.

Она нерешительно опускается на краешек дивана и так долго молчит, что я начинаю сомневаться, что она куда-то спешит.

— За мной отец приезжает, — выдавливает наконец.