Песок пирога

Я все же сохранил интерес к аспектам христианского учения, и мне то и дело приходили на ум идеи найти точки пересечения ученых занятий гуманитарной направленности, с изучением вопросов теологического круга, но мои предложения, как я уже это упомянал, не встречали сочувствия у модераторов и членов ученого собрания, которое я посещал в те годы.

На меня смотрели с некоторым сожалением, как на человека, который своими руками отрезал себе пути к самообразованию и развитию, я же все больше чувствовал дискомфорт от царящей в организации атмосферы подозрительного интеллектуального единства, и эти стандарты общности людей светских, выдающихся и одаренных стали для меня вдруг узки. Позже я переехал в другой город, а потом поменял и страну, и мои контакты с этим кругом людей, причисляемых к интеллектуальной элите города, почти сразу оборвались, и лишь однажды мой знакомый приятель, живущий в том же доме, в котором размещалась организация, по моей просьбе посетил собрание моих прежних знакомых – что-то нужно было передать по случаю, – и был настолько удивлен царящей в ней атмосферой, что невольно поинтересовался у меня, что за секту он посетил. Меня развеселила такая реакция, и я описал этот случай на своей страничке в фейсбуке – мне показалась забавной реакция человека со стороны, оказавашегося в центре кипящего интеллектуального котла, и тут же на меня обрушилась волна негодования всех, кто имел честь принадлежать к этому избранному обществу. Сравнение с сектой их настолько оскорбило и даже напугало, что я вынужден был оправдываться тем, что воспринял этот случай как забавный курьез, не более того. К тому моменту я уже несколько лет не жил в России, и даже не предполагал, что атмосфера изменилась настолько, что подобные шутки могут восприниматься ответственными людьми, как повод спровоцировать проверку деятельности учреждения. Я, как всегда, оказался недостаточно чуток к нюансам. Позже нашлись и те, кто всерьез обвинили меня в том, что я предал своего учителя, которому всем обязан, так что и вовсе пришлось прекратить всякое общение с руководителем, которое длилось у нас не одно десятилетие и пережило даже мой арест, обыски и допросы в КГБ в середине восьмидесятых годов.

На исторический факультет я попал случайно. Меня больше к языкам тянуло, к иностранной литературе. Хотелось мне самому на иностранных языках читать, а еще лучше стать переводчиком. Но поскольку языкам я учился в провинции, то экзамены завалил, и пришлось мне на следующий год уже продумывать более серьезно стратегию своего поступления. В общем, так я на истфаке и оказался, без особой любви и интереса к истории, чисто из прагматических соображений. Утешало лишь то, что что история несмотря на крайнюю степень идеологизации преподавания в середине восьмидесятых, все-таки относилась к гуманитарным дисциплинам, и на факультете был принят дискуссионный характер подачи учебных материалов, что нарушало мотонный ритм преподавания схоластических дисциплин и вносило элементы свободомыслия в процесс познания материалистических основ исторических процессов.

Учеба давалась легко, дружным наш курс назвать было трудно, слишком разные люди на нем собрались. Девчонки не особенно интересные, парней мало, первое время девушки пытались устраивать вечера знакомств, но ребята быстро напивались и начинали дурака валять с непривычки к алкоголю. То вдруг примутся плясать с ботинком на голове, то отправятся на вокзал делать революцию, то вздумают разгромить киоск «Союзпечати», приветствуя размещение советских ядерных ракет в Восточной Европе. Девчонки расстраивались и делали ставки на следующий вечер знакомств, который так же заканчивался неудачей. Так прошла зима, наступила весна и пришло время первокурсников в историки посвящать. Церемония посвящения, включала в себя необходимость пройти через испытания, заключающиеся в том, чтобы протащить недавнего абитуриента по всем историческим эпохам от неолита, вплоть до торжества Советской власти. Наливали больше всего в период НЭПа, били и издевались сильнее всего в эпоху Средневековья, до Советской власти люди добирались в жалком состоянии, но все искупало торжество посвящения первокурсника в историки. В конце исполнялся студенческий гимн на латыни, студентам вручали свитки, свидетельствующие о том, что их приняли в братство историков, и в общем, после этого пьянка приобретала по настоящему ритуальный характер. Все пили на равных из одних канистр: и студент первокурсник, и убеленный сединами профессор.