Песок, оазис, два верблюда

Когда Ева появилась возле магазина-мечты всех советских детей, знакомая Мазда СX-9, уже стояла там. Девушка на минуту замешкалась, чтобы замотать шарфом шею, расцвеченную красными пятнами и, задержав дыхание, мысленно попросила себя успокоиться. Но настолько ушла в самоуспокоение, что подпрыгнула, когда раздался стук в окно пассажирской двери. И только увидев, что в её лубяную избушку ломится не подлый враг, а все лишь Стас, щелкнула замком.

— Привет ещё раз. Что у тебя стряслось? — Стас уселся на пассажирское сиденье и по-собачьи стряхнул подтаивающие снежинки с волос. — Что за срочность?

— Мне сегодня первый звоночек был, — Ева и сама поразилась, насколько нормально звучал её голос.

Матвеев перестал отряхиваться, как сенбернар после купания.

— Что именно и как произошло?

Девушка коротко и по существу пересказала произошедшее, не вдаваясь в особые подробности.

— … а потом позвонила тебе, — закончила она, не сводя зачарованного взгляда с собственных рук, лежащих на руле. Удивительно, но пальцы совершенно не дрожали.

— Показывай ногу, — Стас дернул её за локоть, чтобы отвлечь от глубокомысленного любования собственным маникюром.

— Не надо, просто подвернула, — отмахнулась Ева, но, зная по личным наблюдениям и рассказам сестры, степень упрямства Матвеева, со вздохом развернулась, и протянула ему свою ногу. Стас осторожно стянул сапог и начал прощупывать сустав.

— Вывиха нет точно, перелома, скорее всего, тоже. А вот связки наверняка потянуты. Нужно съездить в травму, чтобы исключили разрыв. Давай сейчас отвезу, только Лину предупрежу, что задерживаюсь.

— Нет! Не нужно меня никуда везти, сама завтра утречком доковыляю, — встрепенулась Ева. — Я тебе и позвонила только затем, чтобы попросить — переедете на пару недель к нашим. Если меня прямо на улице, можно сказать, на глазах изумленных прохожих, отловили, то её и подавно одну оставлять нельзя.

— На этот счет можешь даже не думать, — отмахнулся Стас. — Я её к отцу отвезу. Извини, конечно, но с вашей бабкой, она, может, преждевременно и не родит, зато я — запросто. А у папы дом на охраняемой территории, и там сейчас почти безвылазно Лариса сидит.

— А Лариса это?..

— Это моя почти мачеха. Хорошая женщина, и с Линой они ладят. Как раз и присмотрит, и развлечет, — ответил он и задумался. — А с чего ты взяла, что это тебя предупреждали? Может, банальный гоп-стоп?

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Какой нарик, если пошел на такое, оставит украшения и не попросит вывернуть карманы? У меня в ушах белое золото с бриллиантами, а маргинальные субъекты в дорогих цацках разбираются лучше многих ювелиров … — Ева вытащила из бардачка сигареты и, не обращая внимания на укоризненный взгляд Матвеева, закурила. — Его интересовала именно сумка. Почему?

— Потому что, если у тебя какие-нибудь документы с собой, то, скорее всего, в ней. Вспоминай, кому ещё, кроме Пахомова, в последнее время на больной мозоли потопталась.

— Многим, — призналась Ева, выдыхая густой ароматный дым. — Начиная от собственных клиентов и заканчивая начальством. Опять-таки, моим.

— Талантливая девочка, — кивнул Стас. — Ладно, мы тут можем до утра гадать, кто и за что на тебя зуб заимел. Может, переночуешь сегодня у нас?

Агеева только молча отрицательно покачала головой.

— Точно? Заявлять будешь?

Ева послала ему укоризненный взгляд:

— У меня там все равно ничего особо ценного не было. В банк уже позвонила, карты заблокировала. С собой были только копии документов, оригиналы я из кабинета не выношу. Телефон был на мне, а остальное не жалко, пусть останется ему на бедность.

— Понятно. Тогда поезжай впереди, до дома тебя провожу, — закончил разговор Стас, выбираясь из теплого, хоть и прокуренного салона в стылый декабрьский вечер.

До дома Агеевой они добрались без приключений, что, в принципе, было понятно — сколько ж можно, в конце концов?! Ни на лестнице, ни на площадке тоже никого не было, а Ева ещё раз похвалила себя за то, что после той самой ночи разгула пьяной нечисти, — то есть Линкиного двадцатиоднолетия, в результате которого сестра была обязана отработать светскую повинность в компании Стаса, — навсегда зареклась прятать ключи в сумку и носила их только в карманах.

В самой квартире их поджидал только один злоумышленник — Степан, который, в отсутствие хозяйки развлекся тем, что залез на шкаф и сбросил с него жутко дорогую и стильную икебану, подаренную сотрудниками, не иначе как прознавшими, что Ева ненавидит неживые цветы. Композиция удачно собирала пыль уже несколько месяцев, и теперь остатки былого великолепия неприглядной соломенной трухой покрывали ковер, кровать и даже подоконник.

— Ыыыыы… — смогла выдавить Ева, когда увидела, во что домашний любимец превратил её спальню.

— Ну, здравствуй, сенокос, — поддержал её Стас, предусмотрительно не приближаясь к самому Степану. У них с котом был взаимный пакт о ненападении, который они заключили после того, как мохнатая тварь перегрызла ему шнурки на ботинках, а Стас за это устроил Степе «крещение» — троекратно окунул в ванну, наполненную ледяной водой.