Омега. Выходцы оттуда, тени живущих, прибывают на Землю и ищут возможности сосуществования с людьми. Подселяются в наше сознание и живут там наблюдателем -- тихо и неназойливо. Всю жизнь или до какого-нибудь не рядового случая, когда чужое внезапно проявляется.
Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези18+Владислав Булахтин
ПЕСОК
Часть I. Лемур
Сколько стоит песок?
Ляпа превратила двухкомнатный хрущик в неплохую студию, и теперь с ужасом ждет, когда московское правительство пришлет черную метку о сносе дома, придёт БТИ или другая напасть, составленная из заглавных букв.
Пространство квартиры произрастает словно из сказок тысячи одной ночи. Плодятся диковинки из дальних и очень дальних путешествий, валяются экзотические сувениры стран, надежно отдаленных от Центрально — Европейской равнины. Здесь водятся чудесные безделушки. Любые, кроме мужа.
Миниатюрные невесомые шкафчики полностью закрывают стену Ляпиной квартиры.
Обычно стеклянные дверцы-витражи скромно прикрыты тюлевыми занавесками. Сегодня алтарь дальним странствиям торжественно обнажен.
Содержимое туманится как от слез. Отвожу взгляд, моргаю, вновь натыкаюсь на изумленные зенки Ляпы. Хозяйка ободряюще кивает — «дивись!».
И я продолжаю смотреть.
Впервые вижу Коллекцию целиком. Сколько себя помню, она регулярно умножалась, полнела, стремительно хорошела.
— Всего лишь песок, — пытаюсь спорить я, понимая — дудки: ряды одинаковых пузырьков за стеклом не «всего лишь». Взгляд как намагниченный снова притягивается к содержимому алтарей. Коричневый, желтый, белый, красный, черный, зеленый, фиолетовый, розовый и пурпурный…
Песок с гавайских пляжей Кайхалулу, Пуналуу, Папаколеа, калифорнийского Пфайффера[1], австралийский «жаркий снег»[2], гремучие смеси с острова Ланцароте и фьорда Тарнэген[3].
Глаза щурятся, разбирая надписи на одинаковых склянках. Их по заказу выдувает древний осетин Вано, давно не покидающий подвал на Тимирязевской. Уверен — на бутылочках есть названия, о которых я никогда не слышал, а я неплохо разбираюсь в географии и порнографии.
Это не просто песок! Здесь десятки рук, собиравших, наслаждавшихся течением времени сквозь пальцы. Несколько экспедиций, вернувшихся не в полном составе. Здесь, внутри шкафчиков, такие истории, которых не изобрести.
Ляпа понимает, что я понимаю, улыбается и молчит в ответ. Продолжаю:
— Золотко, ты рехнулось. То, что ты предлагаешь, стоит уйму звонких монет. Авиабилеты, визы, гостиница, командировочные.
— Наплевать. Я посредник. Те, с кем я работаю, посредники тоже. Возможно, в этой цепочке еще десяток мелких рыбок. Все они платят деньги.
— Почему? — я знаю, на любой вопрос Ляпа отвечает правдой. Или молчит.
Девушка молчит. Молчит снова. Когда тишина между нами закручивается непроходимой воронкой, Ляпа признается:
— Я договорилась о продаже Коллекции.
На наших лицах вежливые улыбки, но воздуха не хватает ни мне, ни ей. Коллекция песка — самое дорогое из того, что у нее есть. Дороже мужа, появись он здесь.
У меня не хватает решительности уточнить — почему и зачем золотко скидывает свой бесценный музей.
Любому исследователю Ляпиной сущности я бы растолковал ее содержимое:
30 % Ляпы — это мысли и чувства, связанные с Коллекцией,
25 % — планы новых путешествий,
15 % — переживания об отсутствии мужа и детей,
10 % — бытового хлама, к которому я отношу заботу о хлебе насущном,
20 % — зловещая тайна, недоступная даже старому другу.
Каково это — взять и отрезать треть себя?
Я же процентов на пятьдесят состою из Ляпы.