Песня о бойне (фрагменты)

- Да только что выплескали, Змей! Патрули на обед подходили. И в бочке уже нет.

- Ну, нашел оправдание, красавец! Неси ведро от соседей и передай старшине, что будете на пару с ведрами бегать, пока на весь отряд не завезете. Мухой давай!

Помчался дневальный, а навстречу парнишка из комендатуры вприпрыжку чешет. К нам никак?

- Змей, на девятом блоке у соседей проблемы. Вроде, машину с чеченцами расстреляли, а что потом, непонятно. Только помощь по рации успели запросить, духи уселись на канал и кроют нас матом. Комендант приказал человек двадцать взять и на месте разобраться.

Ну, елы-палы! Все-таки накрылось удовольствие.

- Баррик! Дыню в офицерский кубрик неси. Только, если кто раньше меня вернется, предупреди: сожрут - самих вместо нее на куски порежу.

Ага, напугал я их. Понятное дело, командиру кусок оставят. А Винни, да остальные, что сегодня вместе кувыркались? Обидно будет мужикам.

У Пионера - взводного тоже сомнение в глазах.

- Змей, давай прикончим ее, пока группа грузится.

И в самом деле: черт его знает, чем этот вызов обернется. Может, вообще больше в жизни полакомиться не прийдется. А дынька - вот она, янтарем отсвечивает, запахом прохладным слюну нагоняет.

- Налетай братва! - и нож ей в бок.

Верхнюю половину - наверх - уже сидящим.

Нижнюю - только успевай кромсать.

Бойцы резервной группы из дверей выскакивают, каждый свой кусок на ходу, как автомат по тревоге, подхватывает - и на БТР. Сами-то автоматы у них давно в руках. Со своими калашниковыми они и спят в обнимку.

- Классная дынька, Змей!

- Ты скорее чавкай, на дорогу выскочим - будешь пыль глотать!

И в самом деле хороша. Нежная, ароматная. Сладкий сок по рукам течет, кровавую корку розовыми дорожками размывает. О, блин! Бросило на колдобине, мазнул куском по другой руке, забагровел край куска по-арбузному. Но не пропадать же добру, надеюсь, крестник мой СПИДом не болеет.

Привкус солоноватый...

x x x

А ты помнишь, Змей тот случай?

Да, тогда, во дворе. Сколько тебе было, тринадцать или четырнадцать?

Помнишь, как долговязый придурок по кличке Фашист ни с того, ни с сего шибанул камнем пробегавшую кошку и, ухватив ее за задние лапы, треснул головой о дерево. Как омерзительно липкая капля кошачьей крови прыгнула тебе на щеку и растеклась кипящей полоской. И как, содрав всю кожу на щеке в тщетных попытках смыть тошнотворное клеймо, ты несколько дней блевал при одном воспоминании о случившемся...

Ах, война, война!

x x x

Интересно, что там, на девятке?...

МОРАТОРИЙ. ДЕНЬ ВТОРОЙ

А хороший был денек, ах, хороший! Ласковый такой... И ребята из комендатуры хороши. Говорили им, балбесам: "Не место это для отдыха, для трепотни". На виду у "зеленки"7, за метровой стеночкой!

- Да все нормально, братишка! Тихо в городе...

Вот вам и тихо! На мораторий понадеялись. На душманскую сознательность. Покрепче бы вас обложить, да другие теперь слова нужны.

- Терпи, Витек, терпи. Терпи, брат, сейчас укольчик заработает, полегче будет.

- Ничего, Сашок, ничего, сейчас мы эту хреновинку выдернем. Ты не смотри только, там ничего страшного, ничего там нету-у-у... оба-на, готово! Держи на память.

- Да цела кость, цела, смотри: обе дырки сбоку... - Куда его, куда?

- В бочину, ах, б..., ты терпи, брат, терпи...

- Где машина,... вашу мать!

- Чего орешь, стоит машина. Куда она выскочит, если из "Шмелей"8 долбят, спалят в первом переулке!

- Терпи, Витек, терпи, брат!

Не умеют плакать мужики, не умеют. И жалеть не умеют.

Но сколько тепла и силы в словах простых: терпи, брат, терпи!

Валерка - дознаватель весь кровяными дорожками поверху дубленой шкуры расчерчен. Кончиком финки из под кожи кусочек металла выковырнул, морщится. Ранка небольшая, но как бы с металлоломом заразу гангренозную не занесло:

- А ну-ка, тезка, одеколончику тебе в дырочку! А ругайся, ори...

Не орет, зубы хрустят, сейчас посыпятся осколками белыми, но не орет, казачище кубанский, бугай здоровый.

А Витек тяжелый, очень тяжелый. Возле пупка дырочка небольшая, только страшноватая она, дырочка эта. Кровь из нее толчками, черными сгустками. Нехорошо это, ох, нехорошо. Но ведь жилистый, чертила, может, выкарабкается.

Не выкарабкался Витек. Умер. Через сутки.

У брата - бамовца9 из руки, над локтем, донышко от гранаты подствольника торчит. Хорош пятачок! Белый братан, белый весь, глаза блестят безумно. Но нельзя пока трогать эту блямбу, нельзя. Может, она сейчас зубом рваным за нерв зацепилась, а может, боком своим блестящим разорванную артерию пережала.

Два тюбика промедола, два пакета перевязочных поверх натюрморта этого: мясо с металлом.

- Терпи, брат, терпи.