Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре.

Оглядев напоследок учиненный разгром и разбегающихся в панике бандитов, Лунный Стриж подобрал упавший мешок, выцепил из кучи барахла у одного из непогасших костров кусок рогожи и завернул голову в него, обругав себя болваном безмозглым - кто же в здравом уме сует свежеотрезанную голову просто в мешок! Вся рубашка изгваздана, и вообще, что за вид! Вспомнив, что неподалеку есть река, Лунный Стриж снова превратился в демон знает что с крылышками, и, поднявшись над деревьями, довольно быстро её нашел. Устроившись на другом берегу, он старательно отстирал одежду, помылся сам и залетел на самое здоровое дерево, поспать немного. Как ни странно, в эту ночь ему снились светлые и приятные сны. Про беззаботных птичек и вкусных паучков.

Глава 11.

Прохладные нежные пальцы тумана ласкали кожу, мокрая трава под босыми ногами щекоталась и мягко покалывала, рассветная тишина обволакивала, словно густые сливки... легкий ветерок колебал полупрозрачное белое марево, и, казалось, нет больше ничего - только туман и трава, трава и туман. Собственные шаги не были слышны в этой белой бесконечности, и лишь свежий запах реки - водоросли и кувшинки - и тишайший плеск волны подсказывали, что в мире может быть что-то кроме травы и тумана. Легкость, покой и радость ощущались здесь как единственно возможные чувства, сердце трепетало от восторга, и неудержимо хотелось танцевать... и сама собой рождалась невесомая, кружевная мелодия. Губы будто касались живого дерева флейты... но мелодия звучала просто так, кружась в воздухе и маня чистым вибрирующим и вздыхающим звуком, то справа, то слева, то со всех сторон сразу. Ни одна мысль не нарушала божественной пустоты растворения в природе, и не было отличия между дрожащими в воздухе нотами, туманом, рекой и собственным телом, парящим над травой.

Лучи восходящего солнца проникали сквозь молочную дымку, и в мире рождался ещё один цвет - золотой. И с золотом в тумане возникало тепло, принося с собой первое отличие. Белое и желтое, прохлада и тепло волнами мурашек касались и окутывали тело, даря чистое, яркое наслаждение. Молоко смешивалось с золотом, а затем разделялось, и двухцветные струи танцевали вокруг, вторя ритму шагов.

И вдруг они разделились совсем, оставив молоко на берегу реки, а золото на воде. А может быть, сама желтая река была расплавленным, текучим и звенящим золотом... и над ленивыми волнами плыл и трепетал голос флейты. Из рулад и трелей над водой возникал туманный силуэт, воздушный, невесомый и невыразимо прекрасный. Мелодия сплетала молочные нити, лепила их и наполняла жизнью. В какой-то миг бесплотный белый силуэт над золотом воды обрел душу, над рекой пронесся легкий удивленный вздох, и тихий счастливый смех зажурчал, подобно ручью. Длинные туманные волосы разметались в беге, прозрачные тонкие руки взметнулись навстречу медовым лучам, позволяя им облить всю хрупкую фигуру жидким теплым светом и наполнить молочный силуэт вспыхивающими, улыбающимися искрами. Она закружилась на месте от переполняющего счастья, выплескивающегося наружу мерцающим звоном, и остановилась посреди реки, попирая маленькими ножками зеркальную гладь, но не отражаясь и не отбрасывая тени. Свет струился сквозь неё, играя бликами и рассыпаясь мельчайшей пылью.

Он протянул руку, и золотая пыль осела на пальцы, светясь и покалывая. Он удивился, увидев, что его кожа не отличается цветом от солнечных лучей, и попытался поймать ещё один блик. И засмеялся, когда желтые искрящиеся струи принялись щекотать его с ног до головы, переполняя теплом и восторгом. Он стоял на границе тумана и света, запутавшись в высокой траве, и смотрел на неё, любуясь облачными переливами её движений. Он не мог рассмотреть её лица, но это не казалось важным. Её черты изменялись с каждым вздохом, с каждым взмахом ресниц... и он сам тоже чувствовал, как плавится и течет его собственная форма. Неизменной оставалась только суть - её, туманная и белая, и его, солнечная и золотая. Ему захотелось посмотреть, что произойдет, если снова смешать молоко и золото. И она шагнула навстречу ему, протягивая руки, приближаясь к границе тумана. И он пошел навстречу ей по блестящей поверхности воды.