Песнь Сорокопута

Я ещё раз оглядел комнату, удостоверился, что нигде нет вещей, способных смутить меня, например, разбросанных несвежих носков под кроватью или нижнего белья, торчащего из приоткрытого шкафа. Сегодня был день икс, ради которого человечество существовало около трёх миллионов лет. День, когда Оливия Брум сделает маленький шажок в мою комнату, но большой шаг в моё сердце. В общем, сегодня Оливия, Оливер и Леон приедут ко мне обсуждать проект по Французской революции.

Сказать, что я волновался, – значит не сказать ничего. Я боялся, что мои ватные ноги предадут меня, я могу запнуться о ковёр и буквально пасть к ногам Оливии. Боялся, что не смогу нормально соображать при ней и буду выглядеть как последний олух, который двух слов связать не может.

В гостиной Леон неловко переминался с ноги на ногу у камина, не зная, куда деть руки – то ли запихнуть их в карманы лёгкого пиджака, то ли взять оставленную на столике книгу, чтобы хоть чем-то скрасить ожидание.

– Привет, – негромко проговорил я. – Не хочешь сока или чая?

– Привет, – с улыбкой ответил Леон. – Нет, спасибо.

– Сейчас приедут близнецы. – И я присоединился к нему в неловкой позе, мало чем отличающейся от его собственной. Стояли мы как два истукана, ещё не хватало начать обсуждать погоду или последний футбольный матч в этом сезоне. Нам было привычнее общаться в стенах лицея.

– У тебя появилась канарейка? – Леон успешно нашёл тему для разговора, и я выдохнул.

Он указал на массивную клетку, стоящую у дальней стены. Обычно птица жила в моей комнате, но сегодня было решено, что канарейка временно переедет в гостиную, чтобы не отвлекать нас от проекта.

– Ага, отец подарил. Его зовут Килли.

– Красивая, – ответил Леон, подойдя ближе и рассматривая птицу.

Раздался звонок, от которого мы вздрогнули, словно никого не ждали. Лора торопливо прошла мимо нас, направляясь в холл. Я набрал в лёгкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду.

– Не нервничай, – тихо поддержал Леон.

Через долгие минуты, показавшиеся мне вечностью, в гостиной появились близнецы Брум. Оливер шёл первым, радостно улыбаясь нам. На нём тоже был пиджак, но нараспашку, в отличие от Леона. Волосы выбились из укладки. Оливер выглядел так, словно его только что известили о том, что он должен быть у меня дома.

– Привет! Простите за опоздание, – проговорил Оливер, заправляя прядь светлых волос за ухо.

– Ничего, – ответил я, но замолчал, увидев Оливию.

Она была в зелёном платье до колен, распущенные волосы украшали аккуратно вплетенные зеленые ленты.

«Лесная нимфа», – пронеслось в голове.

– Всем добрый день, – кивнула Оливия.

Леон незаметно толкнул меня в бок.

– Добрый, – кивнул я в ответ, затем откашлялся и предложил: – Чай, кофе, может, сок?

Лора стояла поодаль в ожидании указаний.

– Нет, спасибо, – ответил Оливер.

– Если можно, стакан воды. – Оливия повернулась к Лоре, отчего та смутилась и уставилась в пол.

Мы поднялись наверх в полной тишине. Из меня вышел ужасный хозяин дома, я не знал, как развлечь гостей и о чём с ними говорить. Чувствовал себя полным профаном. Обычно в таких делах всем заправляла мама. Она умело развлекала гостей, могла разговорить любого, искренне улыбалась и живо отвечала даже на самые скучные вопросы, словно весь вечер только и ждала их. Гедеон тоже держался свободно и, если ему нравился собеседник, то вёл он себя по-хозяйски дружелюбно.

Я ничего не знал о личной жизни Гедеона. Была ли у него когда-нибудь девушка? Нравился ли ему кто-нибудь? Брат не реагировал на флирт представительниц прекрасного пола, словно тех и вовсе не существовало. Всё, что я понял, наблюдая за ним на многочисленных банкетах, это то, что Гедеону больше нравится общаться с друзьями отца, с теми, чьё мнение он уважает. Он с уважением относился ко всем, но мог уйти от разговора и первым покинуть собеседника, если чувствовал, что тот переходит черту. Я часто видел, как он жёстко отвечал одногодкам, если те начинали обсуждать Совет старейшин или политику. У Гедеона были чётко сформированные политические взгляды, и он всегда яростно их отстаивал.

Иногда к нему подходил Бернард Дон с недовольной миной, держа в руках стакан с соком. Чаще всего они обсуждали Академию. Но беседа быстро прерывалась появлением Оскара.

Как я уже говорил, мне не известно, что такого совершил Оскар, что вынудило брата вычеркнуть его из списка друзей, но можно только восхищаться тем, с каким рвением и упорством Вотермил все эти годы пытался заговорить с Гедеоном. Правда, пока безуспешно.

На званых ужинах я всегда прятался за чужими спинами и неумело поддерживал разговоры, отвечая так, будто меня впервые вывели в свет.

– Чувствуйте себя как дома, – проговорил я, пропуская одноклассников в комнату.

– Тут мило, – отозвался Леон, с интересом рассматривая книжные полки. – Смотрю, ты больше по русской классике.

– По классике в принципе, – пожал плечами я.

– Могу я присесть? – спросила Оливия, указывая на мой стул у письменного стола.

– Конечно, присаживайтесь, где вам удобно.