Песнь сауриалов

Оливия провела рукой по полированной стальной двери. Там не было ни замка, ни ручки.

— Слушай, дверь, — прошептала она. Она тихо, как могла, пропела песню, которой научил ее Путеводец. Что-то внутри двери щелкнуло. Оливия мягко толкнула дверь, и та открылась. Идущий из мастерской яркий свет осветил коридор. Оливия проскользнула внутрь и закрыла дверь. Что-то опять щелкнуло.

Оливия была в безопасности. Она облегченно вздохнула и прислонилась к двери.

— Привет, папа, — послышался голос изнутри мастерской.

Оливия замерла. Перед ней стоял человек в черной одежде. Он выглядел почти как Путеводец, только моложе, как тот в свои лучшие годы. Когда он произнес слово «папа», в его голосе послышался сарказм.

— Шут! — выдохнула Оливия. — Но… ты же мертв! Джиджи убил тебя!

— Я надеялся, что ты когда-нибудь сбежишь из тюрьмы арферов и вернешься сюда, — сказал Шут.

Поскольку Шут не замечал, что она явно не Путеводец, Оливия поняла, что видит только волшебный образ злого волшебника, послание, которое Шут оставил Путеводцу. Шут полагал, что его создатель является единственным человеком, который может открыть дверь мастерской.

— После тех недель, которые ты провел, пытаясь заставить меня петь твои песни, — продолжал образ Шута, — надеюсь, что тебе будет приятно узнать, что я наконец сдался и спел песню — ключ к двери мастерской. На самом деле, я спел не для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Когда ты ударил меня в первый раз, через три дня после того, как я «родился», я понял, что не радую тебя. Даже если бы мой голос не был слаб и неразвит, даже если бы он был полностью похож на твой, ты все равно нашел бы, в чем меня упрекнуть. Поняв это, я не мог больше терпеть твои злобные угрозы и жалкие извинения.

Окав кулаки, Оливия воткнула ногти в ладони, она не могла поверить в то, что слова Шута были правдой.

— Прошло три года с тех пор, как я сбежал из этого места, из этой чертовой дыры, которую ты выбрал в качестве моей детской, — сказал образ Шута, обводя комнату рукой. — Арферы так быстро заставили забыть о тебе, что их сила впечатлила даже меня. Я не слышал твоих глупых стишков почти полтора года. Твое имя полностью забыто.

Я никогда не забуду выражение страха и удивления на твоем лице, когда ты пришел в эту комнату и увидел, что я свободен. Твой ученик Кирксон пожалел меня, ни ты, ни твоя прислужница Мэйрайя никогда не были на это способны.

Кирксон приходил ко Мне поздно ночью, чтобы как мог успокоить меня. Это он дал мне почитать твои книги. По ошибке, это оказалась книга с твоими заклинаниями.

Когда я понял, что это такое, я использовал ее волшебство, чтобы выбраться из моей клетки и украсть с твоего стола распыляющее кольцо. Затем я стал ждать.

Было неважно, собирался ли ты умолять меня или бить меня опять. В любом случае я хотел убить тебя и Мэрайю. Только Кирксон должен был остаться в живых. К несчастью он встал на пути распыляющего луча, чтобы спасти ваши жалкие жизни.

Однако, с тех пор я отомстил Мэйрайе. После того, как они сослали тебя, она сошла с ума, а прошлой ночью она убила себя. Это я заставил ее сделать это.

Это было несложно. Я постоянно насылал на нее кошмары о том, как мне больно, и как я страдаю, телепатически внушал ей, что она бесполезна.

Оливию трясло от боли и гнева. Она не хотела видеть мастерскую, где был создан Шут, и была права.

— Остался только ты, папа, — сказал образ Шута, выплюнув слово «папа» как ругательство. — Я вернулся на место моего рождения, чтобы потребовать мое наследство. Я не оставил тебе ничего. Ты мертв.

Из середины образа Шута, как спицы колеса ударили двенадцать зеленых лучей. Они повернулись, образовав плоскость зеленого света в трех футах от пола. Затем они мгновенно исчезли, исчез и образ Шута.

Оливия притронулась к своей макушке. В ее руке оказалась длинная прядь волос. Они были срезаны странным зеленым светом у самой ее головы. По стенам и мебели в комнате тянулась черная обгоревшая полоса.

Как автомат хафлинг обошла комнату. Мастерскую освещали волшебные камни, вставленные в стены и потолок. Все было чисто, нигде не лежала пыль. Оливия посмотрела на мраморный стол. Волшебной книги на нем не было. В комнате не было вообще ни одной книги. Полки на стенах были пусты. Она подошла к шкафу из красного дерева, который стоял у стены за родником и открыла дверь. Там тоже были пустые полки. Там не было ни противоядия, ни других снадобий.

Забыв про потайное отделение, в котором должен был лежать мешок с драгоценностями, Оливия села на скамью. Это было уже неважно. Все было неважно.

Она подтянула колени к подбородку, обхватила ноги руками, опустила голову и заплакала навзрыд.

* * * * *

Путеводец проснулся от кошмарного сна, крича от страха. Через несколько секунд он вспомнил, что лежит в своем разрушенном доме. Он с трудом дышал, его одежда была мокрой от холодного пота. Он дрожал от холода. Солнце уже заходило, над горизонтом поднималась луна.

Во сне ему привиделся Шут, о котором Путеводец уже давно и не вспоминал.

Он так часто лгал, что существо уничтожено, что сам почти поверил в эту ложь.