Песнь Самайна

У неё оставалось не так много времени – незаметно подкрался Самайн, и до заката все девицы должны были собраться на опушке, чтобы зажечь круг из костров. А бабы, должно быть, уже развесили нити с подвесками.

Быстро доев, Рогнеда поспешила на опушку. Её с самого утра терзало смутное предчувствие, как было в канун каждого Самайна. Но, даже умей она говорить, описать, что её тревожит, не смогла бы.

Девицы встретили Рогнеду улыбками и кивками. Они не были подругами, но уживались мирно. А когда северянка всех женихов от себя отвернула, так девки её чуть ли не полюбили.

Рогнеда взяла в руки кремень с кресалом, уложила под дрова одного из костров трут, и принялась высекать пламя.

Мужчины постепенно стягивались к опушке, садились в ещё не зажженный круг. Обычно, Локка приходил одним из первых – приглядеть за дочерью. Но этим вечером явно решил не спешить.

Вскоре все жители деревни уже собрались на поляне, а кузнеца по-прежнему не было видно.

Перед самым заходом солнца Рогнеда не выдержала и со всех ног бросилась в избу за отцом. Девки, что-то кричали ей вслед, но северянка не слушала, только бежала быстрее, чтобы успеть до темноты.

Рогнеда нашла Локку в кузне. Он сидел всё там же, возле горна, и вертел в руках тонкую, блестящую, как луна, свирель. На дочь кузнец обратил внимание лишь, когда она схватила его под локоть и потащила к двери.

– Постой, постой, у меня подарок для тебя, – с мечтательной улыбкой проговорил Локка, протягивая свирель.

Рогнеда отчаянно замотала головой и вскинула руки:

«Самайн! Костры!»

Локка моргнул, встряхнул своими белыми, теперь уже от седины волосами, и в его глаза вернулось осмысленное выражение.

– Самайн… – прохрипел он.

Рогнеда снова схватила отца за руку, и они побежали. Солнце неумолимо скатывалось за далёкие горные хребты. Рогнеде казалось, что она уже слышит, как запевают Песнь, что они не успели, что с отцом теперь случится что-то страшное. Ведь не зря же мужики так жмутся друг к другу каждый Самайн. Боятся. Знать бы только, чего…

Локка и Рогнеда ворвались в круг за миг до захода солнца.

Женщины, уже взявшие в кольцо мужчин, едва успели разойтись, чтобы бегущие кузнец с дочкой не сбили их с ног.

Задыхаясь, Рогнеда уселась на траве вместе с мужчинами. Рядом опустился Локка. Он тоже тяжело дышал, но скрывал это лучше, чем его дочь.

Недовольные взгляды и шепотки прервались с первым звуком, который затянула жена старосты. Его тут же подхватили остальные женщины, и Песнь полилась, пробирая Рогнеду до костей.

«Самайн всегда приходит с шелестом листьев, глухим громом и острой грозой. Замолкает лес, навострив свои ветви, прислушиваясь к отзвукам древней, как сам мир, силы», – вспомнились северянке слова старицы.

Только в этот раз не было шелеста, тучи не затягивали небо, лес молчал, будто ночь была такой же, как все остальные, а вовсе не Самайном.

За Песней Рогнеде послышался плач. Северянка вздрогнула, закрыла глаза и прислушалась к лесу.

Песнь была такой громкой, такой терзающей, что Рогнеде не сразу удалось снова расслышать те звуки. Но вот, между завываниями Песни снова раздалось далёкое хныканье – болезненное, доносящееся из леса.

Рогнеда распахнула глаза и огляделась. Большинство мужчин сидели, вперив взгляд в землю, Локка разглядывал небо, а женщины пели. И никто виду не подавал, что тоже услыхал тот плач.

«Отец, там кто-то есть», – поспешно сплетая пальцы в слова, сказала Рогнеда.

Локка пристально посмотрел на дочь и прислушался.

Плач повторился.

Кузнец предупреждающе покачал головой и взял Рогнеду за руку.

«Там кто-то плачет! Я должна помочь! Старица…»

– Старица мертва, – на грани слышимости шепнул Локка на ухо дочери. – А если выйдешь из круга, нас возненавидят.

«Но ведь на самом деле ничего страшного не будет» – резкими жестами показала Рогнеда. – «Ты сам рассказывал, что пришёл сюда со мной в ночь Самайна. И мы живы».

Локка смотрел в льдисто-голубые глаза дочери, и видел в них своё отражение.

Вспоминал, как он упрямо, глупо и смело отказался служить тому, кто был повинен в гибели его жены. Покинул родину с младенцем на руках, не послушав никого, кроме собственного сердца. Он тогда смотрел на мир такими же голубыми глазами. И никто не мог его остановить.

Рогнеда, приготовившаяся чуть ли не к битве с родным отцом, удивленно распахнула глаза – Локка отпустил её руку и едва заметно кивнул.

Плач продолжал звучать, прорываясь через Песнь.

Поющие женщины не просто окружали мужчин, они держались за руки, смыкая кольцо.

Рогнеде было всё равно. Годы тренировок с отцом не прошли даром, северянка вскочила на ноги, метнулась к самым младшим из поющих девок и без труда перепрыгнула через их сцепленные руки.

Вслед ей раздались охи, гневные мужские крики. Но ни одна из женщин не позволила себе прервать Песнь.

Рогнеда бежала на плач, не оглядываясь. Ей казалось, что стоит остановиться, и её непременно настигнет то зло, которого так страшатся в деревне.

Лес стремительно приближался.

Северянка пронеслась мимо деревьев, срывая нити с подвесками, пересекая грань.