Песнь о моей Мурке

Александр Сидоров Песнь о моей Мурке

История великих блатных и уличных песен:

«Мурка»,

«Гоп со смыком»,

«С одесского кичмана»,

«Цыпленок жареный»,

«Купите бублички»,

«Постой, паровоз»

и др.

Москва / ПРОЗАиК, 2010 — 368 с.

Дизайн Петра Бема

Иллюстрации Александра Егорова

© Сидоров А. А., 2010

© Егоров А. Л., иллюстрации, 2010

© Оформление. ЗАО «ПРОЗАиК», 2010

«Граждане, послушайте меня…»

В стране советской полуденной

среди степей и ковылей

Семен Михайлович Буденный

скакал на рыжем кобыле.

Он был во кожаной тужурке,

он был во плисовых штанах,

он пел народну песню «Мурка»,

пел со слезою на усах.

И вот, когда уж эта Мурка

совсем убитая была,

была мокра его тужурка,

навзрыд рыдала кобыла.

Когда же кончились патроны

и петь уж не хватало сил,

четыре белых эскадрона

Семен Михалыч порубил…

Народное

Книга, которую ты, читатель, держишь в руках — пожалуй, первая и единственная в этом роде. Это не сборник так называемых блатных песен. То есть, конечно, тексты этих песен здесь присутствуют. Но автор задался целью куда более интересной: рассказать об истории известных уголовно-арестантских (обычно называемых блатными) и уличных песен.

История эта не только занимательна, увлекательна сама по себе. Дело в другом. Не зная ничего о создании произведений низового фольклора, об их корнях, о том, как они жили в среде блатного и каторжанского народа, как изменялись, какие реалии отражали, почему из уголовного и лагерного мира хлынули в общество, нашли в нем живой отклик и поются до сих пор — так вот, не зная ничего этого, мы лишены возможности глубоко и объективно судить и о нашей российской истории, и о нашей российской ментальности (или, говоря проще, о «закваске», национальном характере россиянина).

Именно рассказам о самых знаменитых уркаганских, арестантских, босяцких песнях и посвящена эта книга. Вы узнаете из собранных здесь очерков много нового, любопытного, веселого, трагического, страшного, нелепого, героического о, казалось бы, давно знакомых и нехитрых по содержанию образчиках блатной лирики.

Подробно останавливаться на содержании своего исследования я не стану. А вот о феномене самой русской блатной песни есть смысл поговорить подробнее.

Беда определенной части нашей интеллигенции, которая пытается формировать взгляды всего общества, состоит в том, что эти «интеллектуальные сливки», увы, не просто страшно далеки от народа. Они его, этот народ, даже не пытаются понять. Зачем? Ведь именно они, «сливки», якобы призваны воспитывать, учить, пробуждать от спячки всю остальную лапотную массу, которая, на взгляд доморощенных интеллектуалов, оказывается грязной, вонючей, дикой, забитой и убогой.

Нет спору: еще Александр Сергеевич Пушкин ставил себе в заслугу то, что «чувства добрые он лирой пробуждал». Однако ненавязчиво хотелось бы напомнить, что именно Пушкин впервые заставил русскую литературу заговорить простым, народным языком. Возьмем хотя бы строки из «Графа Нулина»:

Индейки с криком выступали
Вослед за мокрым петухом;
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через скотный двор
Белье повесить на забор…

Они воспринимались в пушкинское время чем-то типа одесской песенки «Как-то по прошпекту с Манькой я гулял…». Неудивительно, что критики называли «Нулина» «похабным». Да разве только эту поэму? «Хамской» считалась среди «высоких пиитов» даже «Руслан и Людмила». Иван Дмитриев в сердцах даже написал: «Мать дочери велит на эту сказку плюнуть». Стихи Пушкина не раз объявляли «мужицкими», «неприличными», «низкими». Но шипение и бормотание всех этих зоилов сейчас интересует разве что историков литературы — как нелепый казус.

Не поймите меня превратно: я ни в коей мере не сравниваю классическую уголовную песню с творениями Великого Арапа. Я призываю всего лишь к одному: если человек берется судить о каком-то предмете или явлении, он обязан знать, о чем говорит, владеть историей предмета, объективно рассматривать его со всех сторон.