Песнь молодости

После того как Дао-цзин окончила начальную школу и поступила в женскую среднюю школу, отношение к ней мачехи заметно улучшилось. К этому времени Дао-цзин стала стройной, красивой девушкой с правильным овалом чистого, как мрамор, лица. Густые черные брови доходили почти до висков. Но самым прекрасным в облике девушки были ее трогательно печальные глаза. Сюй Фэн-ин немало радовала расцветающая красота девушки; она чувствовала необходимость дать ей образование, так как только после этого можно было выдать Дао-цзин замуж за богатого и влиятельного человека.

В первый день занятий, когда она собиралась в школу, отец и мачеха были так рады, что вышли провожать ее до ворот и даже усадили в коляску рикши. Линь Бо-тан, нарядившийся по этому случаю в длинный шелковый халат, покручивая усы, стоял на каменных ступенях у ворот дома. Задумавшись на мгновение, он рассмеялся и довольным голосом сказал Дао-цзин:

— Ну, вот ты и барышня. Поздравляю! Ты поступила в среднюю школу, а это все равно, что сдать экзамен на сюцая[5]. Ха-ха-ха!

* * *

Линь Бо-тан был не только деятелем просвещения, но и имел немаловажную в то время ученую степень цзюйжэня[6]. После получения этого звания он собирался ехать в столицу для сдачи экзаменов на следующую ученую степень, но тут наступил период «Ста дней реформ»[7], и в Пекине был создан педагогический институт (предшественник Пекинского университета). Почтенный цзюйжэнь, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, вместе с супругой переехал в столицу и стал профессором нового педагогического института. После революции 1911 года[8], когда с особой остротой встал вопрос о просвещении, этот «профессор», почувствовав, куда дует ветер, очень быстро сделался просветителем и по низкой цене стал скупать земли, принадлежащие маньчжурским князьям, якобы для учреждения на них «просветительных заведений». За «Сто дней реформ» этот цзюйжэнь всеми правдами и неправдами сумел добиться назначения его ректором института, и его визитные карточки с триумфом облетели «высшее» столичное общество.

Люди восхищались талантами и добродетелями профессора Линь Бо-тана, и никто не знал, как жестоко обошелся он с бедной Сю-ни…

Линь Бо-тан с жаром принялся за изучение конфуцианских канонов и чтение философских трактатов Канта и Монтескье; теперь самой сокровенной его мечтой стала степень академика. Вот почему он так убежденно заявил дочери, что поступление в среднюю школу равносильно получению звания сюцая.

Не дав Дао-цзин ответить, мачеха — толстая женщина, которая даже в прохладном августе обмахивалась шелковым веером, — прищурила глаза и сказала:

— Детка, учись хорошенько! Твоя мать сумеет достать деньги, чтобы дать тебе возможность окончить школу и университет. Если же тебе еще и удастся получить образование за границей, то ты будешь наслаждаться счастьем и богатством большим, нежели сам Чжуанюань[9].

— Ты чего смеешься, старый дьявол? — обрушилась она на Линь Бо-тана. — Я ее вырастила, и если она разбогатеет, то ты все равно ни шиша не получишь! Ведь для нее ты даже пальцем ни разу не пошевельнул! — сердито брызгала слюной Сюй Фэн-ин.

Линь Бо-тан расхохотался:

— Да-а! Все ты! Все — тебе! Даже деньги зятя и те будут принадлежать тебе. Не так ли?

Двенадцатилетняя Дао-цзин бросила недобрый взгляд на своих родителей, и на ее ресницах, как жемчужины, повисли слезинки.

* * *

В школе Дао-цзин, подобно птичке, выпорхнувшей из клетки, полной грудью дышала чудесным воздухом свободы. Она очень любила книги, особенно художественную литературу. Книги развили в ней воображение, зародили мечты о прекрасном будущем и сделали девушку еще более мечтательной. Однако внешне Дао-цзин по-прежнему оставалась замкнутой, бесстрастной и молчаливой. Из всех своих одноклассниц она сблизилась лишь с девочкой по имени Чэнь Вэй-жу, которая с большим участием и сочувствием относилась к ее невзгодам, жалела и поддерживала ее. Они стали подругами.

В 1931 году Линь Дао-цзин должна была окончить школу. До окончания оставалось два месяца. Вернувшись однажды из родительского дома, она выглядела более печальной, чем обычно.

Девочки удивленно поглядывали на нее, подходили и спрашивали:

— Линь Дао-цзин, зачем мать вызывала тебя домой? Почему ты такая грустная?

Чэнь Вэй-жу погладила ее по голове и участливо прошептала:

— Дао-цзин, скажи мне, что случилось?

Она была до того взволнована, что сама чуть не плакала.

Дао-цзин молчала, выражение лица у нее было отсутствующее. И только когда в классе кто-то громко расхохотался, она очнулась и горько усмехнулась:

— Чего вы смеетесь? Поменьше бы лезли в чужую душу! — вскочила и выбежала из класса.

Спустя минуту Дао-цзин в сопровождении Чэнь Вэй-жу уже шла к каналу, находившемуся к западу от школы.

Внезапно Дао-цзин остановилась и повернулась к подруге:

— Вэй-жу, я больше не смогу ходить в школу!

— Почему?.. Дао-цзин, что у тебя произошло дома?

Дао-цзин ничего не ответила. Они пошли к деревьям, росшим на берегу канала.