— Мне это известно, как и то, что у тебя красивые волосы, а все эти бродяги спят и видят, как бы снять с тебя скальп.
— Неужели? — приглаживая длинными пальцами только что упомянутые собеседником волосы, удивился Кид.
— В Чиуауа за голову Монтаны обещают пять тысяч долларов. В Соноре — десять тысяч песо. А в Мехико к этой сумме добавляют еще столько же.
— И все ж не думаю, что эти ребята гоняются за моим скальпом, — добродушно возразил Кид. — А вот мы сейчас проверим. — Он встал и окликнул мексиканцев: — Друзья! Послушайте меня…
Посетители таверны, услышав голос Монтаны, едва не поперхнулись.
— Друзья, — дождавшись, когда все повернутся к нему, продолжал Кид, — вы что, охотитесь за моим скальпом?.. Эй, ты, со сломанным носом, убери лапу с револьвера! И ты, в красным кушаке, я вижу твои руки под столом… Ну вот, теперь мне ясно, что вы просто шайка грязных оборванцев. Поднимайтесь и выкатывайтесь отсюда! А то мне рядом с вами тесновато. Проваливайте!
Мексиканец со сломанным носом подался вперед, осторожно заводя правую руку за спину. Райли тут же нырнул под стол, сжимая в каждой руке по револьверу. Но Монтана, упершись руками в бока и по-прежнему улыбаясь, спокойно смотрел на мексиканцев.
Парень со сломанным носом медленно встал и размашистым шагом направился к воротам патио. Его фигура четко вырисовывалась на фоне голубого неба и гор, позолоченных клонящимся к закату солнцем. Затем он резко метнулся в сторону и исчез из виду. Вслед за ним, не проронив ни слова, неторопливо последовали остальные.
Райли поднялся с пола.
— Господи, помилуй нас грешных! — выдохнул он.
В сбившемся набок фартуке с криком выбежал официант:
— Куда они делись? А кто заплатит за выпивку?
— Все за мой счет, братец, — успокоил его Монтана.
Он снова уселся на свое место. Райли принялся скручивать новую цигарку.
— Вот видишь, они все зарились на твой скальп, — заметил он.
— Да, к югу от реки у меня хватает… хм, друзей.
— И все они могут явиться по твою душу, — предупредил Райли. — Как ты думаешь, сколько понадобится времени, чтобы полдюжины или полсотни этих бродяг однажды ночью переправились через реку и сняли твой скальп? А пока они будут заняты этим делом, сколько невинных людей ни за что ни про что поплатятся жизнью, погибнув от свистящих вокруг пуль? Вот чем и обеспокоены в нашем городе. Именно это и просили довести до твоего сведения наши ребята.
— А если я не хочу уезжать?
— Тогда кое-кто намерен устроить праздник в твою честь.
— Ну тогда я задержусь, пока как следует не отдохну, — решил Монтана.
— И долго ты собираешься отдыхать?
— Не знаю… Хотя песня парня с того берега здорово освежила меня. Но пока не могу точно сказать.
— Монтана, почему бы тебе не внять голосу здравого смысла? Неужели ты так и будешь каждый день провозглашать декларацию собственной независимости от всех и вся до конца своей жизни? Ребята не хотят ссориться с тобой. Говорят, лучше иметь дело с сотней ягуаров. Но они обеспокоены.
— Не надо меня подгонять, — потребовал Кид. — Обещаю избавить вас от своей персоны. Однако мне пришлось тащить в горы немалый груз, плечи побаливают. Сам знаешь, от плети добрый конь только быстрей устает. К тому же я американский подданный и имею полное право отдохнуть под сенью нашего старого доброго флага.
Райли не смог удержаться от улыбки.
— С тобой трудно договориться, Монтана. Судя по всему, в последний раз ты забрался довольно далеко на юг.
— Почему ты так решил? — удивился Кид.
— Такие золотые шпоры, как у тебя, севернее Мехико не делают. Да и серебряная окантовка полей твоего сомбреро тоже с юга, и голубая шелковая рубашка совсем как у испанского идальго, и пояс на бедрах вышивали, должно быть, лет пять… Кое-кто считает что пиратам следует прятать награбленное в трюм, а не выставлять на палубе для всеобщего обозрения.
— Не знал, что для красивой одежды можно найти иное применение, кроме как носить ее, — возразил Монтана.
С противоположного берега Рио-Гранде послышались крики. Парень в расшитом блестками кожаном костюме, низко припав к развевающейся гриве лошади, во всю прыть удалялся от того места, где пел. Из-за деревенских домов неожиданно выскочило с полдюжины всадников. Двое из них бросились в погоню за ковбоем, а остальные принялись хлестать лассо и плетями пеонов, составлявших его аудиторию. Лассо так и мелькали в воздухе; плети, словно извивающиеся змеи, наносили удары. Пеоны, будто сухие листья, подхваченные порывом ветра, разлетелись в разные стороны. Лишь один из них споткнулся и упал, а когда снова вскочил на ноги, был тут же заарканен лассо.
Всадник, захвативший пеона, захлестнул за луку седла сыромятное лассо и погнал коня вскачь, волоча пеона за собой и поднимая облако пыли.
Когда он остановил коня, пеон на конце лассо походил на безжизненный труп.
— Наверно, ты разбил ему голову о камень, — крикнул один из наездников.
— Ну и что с того? — огрызнулся тот, что был с лассо.
Медленным шагом он направил коня обратно; тело пеона безвольно ударялось об ухабы, его руки и ноги нелепо дергались.