Песнь хлыста

— Видишь, — прошептала она, — я почти дошла до тебя… Но мои руки… они никуда не годятся. Их надо заменить на обезьяньи лапы… Как я могла принять другого мужчину за тебя? Прости меня!

— Она должна заплатить за свою ошибку! — громовым голосом выкрикнул Рубрис. — А то мы не отдадим ей ее избранника. Поставьте ее на стол. Где гитары? Музыка! Музыка! Пусть станцует для нас!

Розиту подняли. Зазвенели и забренчали гитары, ладоши и ноги пирующих принялись отбивать ритм. Девушка закружилась посредине огромного стола, и перед глазами восхищенных мужчин замелькали в танце ее стройные ножки. Весело смеясь, она изгибалась всем телом и несколько раз среди танца поклонилась Тонио Лэвери, одарив красивого юношу благодарной улыбкой.

Кид, наблюдая за ней, кивал и радостно смеялся, хотя на самом деле видел только одно — застывшее, бледное лицо Дика Лэвери.

Наконец под восторженный вопль танец закончился.

Между Монтаной и Лэвери поставили стул, и Розита, тяжело дыша, опустилась на самый краешек. Она почти не притронулась к щедрому угощению, поданному ей на огромном блюде.

— Ты мной доволен? Тебе понравилось, как я танцевала? — спросила она Кида.

Монтана улыбнулся ей, но рядом по-прежнему сидел Лэвери, который упорно делал вид, что не замечает Розиты. Он выглядел слегка бледным, был скованным и наигранно беззаботным голосом рассказывал о всякой всячине, пока кто-то не спросил его, каким путем он сюда добирался.

— Мимо поместья Лерраса, — ответил Тонио. — Мне хотелось послушать, что там говорят о возвращении Эль-Кида.

— Эй, малыш! — воскликнул Рубрис. — А ты, случайно, не забыл, что в Мексике тебя до сих пор считают бандитом? Ты разве не знаешь, что на каждого, кто хотя бы ездил рядом с Матео Рубрисом, здесь заготовлена веревка?

— Я услышал, что они еще не успокоились, — подтвердил Лэвери, — дон Леррас пришел в такую ярость, что они с доном Эмилиано схватили несчастную мать Меркадо, выпороли и бросили за решетку…

— Замолчи! — крикнул Рубрис и поднял руку.

В наступившей тишине все уставились не на Хулио Меркадо, а на Монтану Кида.

Тот медленно поднялся со стула.

— Ты знал об этом, Матео? — ледяным тоном спросил Кид. — Знал и не сказал мне?

— Откуда мне было знать? — возразил Рубрис, — Я же не…

— Меркадо, — позвал Монтана.

Пеон вскочил со своего места.

— Мы едем сегодня же ночью, — бросил Монтана и, резко развернувшись на каблуках, вышел из-за стола.

Глава 8

В каждом мексиканском городишке есть кафе или нечто заменяющее его. В городке поместья Лерраса был природный навес — тенистое дерево с мощной раскидистой кроной и круглыми столиками под ней, где к услугам клиентов всегда имелось достаточно пульке и обжигающего рот бренди. Рядом в хижине на очаге постоянно кипел котел с фасолью и хранились запасы еды. В тот день сам достопочтенный Леррас, знаменитый дон Томас, с дочерью по правую руку и доном Эмилиано по левую, проезжали мимо. Заметив в свете догоравшего дня царившее там оживление, дон Томас остановил коня, чтобы посмотреть.

На следующий день должно было состояться одно из самых знаменательных событий в истории семьи Леррасов — помолвка Доротеи с доном Эмилиано Лопесом. В огромном доме готовилось грандиозное пиршество, со всех окрестностей на многие мили вокруг стекался народ, которого в поместье ждало даровое угощение и выпивка. Дону Томасу доставляло истинное удовольствие наблюдать царившую в городке предпраздничную атмосферу, где ему принадлежало все — от сырцового кирпича до последней душонки, обитавшей за стенами беленой хижины. И дону Томасу казалось вполне естественным, что его пеоны, как самые распоследние дураки, танцуют и радуются предстоящему празднику. К тому же он полагал, что для низкого сословия нет ничего более желанного, чем возможность поглазеть на господские развлечения.

Леррас был даже тронут — он не рассчитывал на то, что все пеоны в деревне будут так веселиться. Натянув поводья, дон Томас вгляделся в собравшуюся под деревом толпу. За его спиной не меньше дюжины отборных наемников-телохранителей последовали его примеру; послышался легкий звон цепочек и бряцание шпор. Слегка раздраженные лошади закусили удила и осели на задние ноги. Однако эти звуки не смогли отвлечь внимание толпы, чьи глаза были прикованы к танцовщице, выделывавшей босыми ногами па на голой земле.

— Вот видишь, Доротея, — сказал дон Томас, — эти люди уже веселятся и танцуют в честь твоей завтрашней помолвки.

Дочь подняла изящную головку и с любопытством посмотрела на отца:

— Ты так думаешь? Да разве ты не видишь, папочка, что эти мужланы под деревом просто с ума посходили из-за той очаровательной плясуньи?

— Из-за нее? — насмешливо переспросил дон Томас. — С чего ты взяла? Кто она такая? Оборванная бродяжка, за несколько песо в неделю сбивающая себе ноги о голую землю.

— Мой дорогой, — возразила Доротея, — если одеть ее в шелка, то она станет украшением любой сцены в Мехико, да и в Париже тоже. Это настоящая артистка. Интересно, что она делает в нашем городке?

— Я сейчас спрошу ее, — отозвался дон Эмилиано.