Алекс видел, как Мишель вошла в дом. Он решил поймать её в коридоре и извиниться. Или не стоит? В чем он вообще виноват? В том, что хотел быть хорошим другом? Он подошел к двери и повернул ручку.
Я не стала заходить к Алексу.
«Слишком много чести».
Я действительно была зла на него. Только вот не могла понять, почему.
Дверь открылась. Алекс не увидел Мишель. Он не увидел ничего и никого, кроме пустого коридора, залитого солнечным светом.
– Да к черту, – сказал он и захлопнул дверь.
Мишель стояла недалеко от двери, так что Алекс не мог её увидеть, если бы не повернул голову.
Мы оба были не в себе, но это… Я не совсем поняла, что произошло, поэтому просто забила, прошла в свою комнату и упала лицом в мягкую подушку. Так я проспала до следующего утра.
Днём мы провожали Алана. Я залила слезами плечо его рубашки. Осознавать, что твой друг начинает новую и не менее прекрасную, чем раньше, жизнь, было потрясающе. Но отпускать его туда было страшно и грустно. Когда Алан сел в такси и уехал в будущее, а мы остались стоять здесь, ещё не до конца осознающие, что произошло, я крепко обняла Алекса. Не хотелось и его терять из-за детских обид. Алекс всё понимал. Он обнимал меня и гладил рукой по макушке.
– Глупо было бы перестать дружить только из-за того, что мы такие дураки, – улыбнувшись, сказала я.
– Очень глупо, – ответил Алекс.
– Не хотите мороженого? – спросила Грэйс.
– Это единственное, что нам сейчас нужно, – ответила Деб. Мы вошли в дом.
Одри и Джо, попрощавшись с Аланом, тут же уехали обратно в больницу. Одри хотела побыть рядом с братом. Ему становилось лучше. Через неделю они запланировали отъезд к родителям.
Прожив три недели в Майами, я сделала некоторые выводы. Во-первых, я устала. Слишком много вечеринок было за последние дни в моей жизни. Я бы даже сказала, случилась передозировка весельем. А последняя вечеринка и вовсе выбила меня из колеи. Брат Одри попал в больницу, Алан решил переехать в Нью-Йорк…
Во-вторых, было слишком много Стефана. Этого гадкого подлого лжеца. До сих пор не могу себе простить, что не слушала Алекса, что повелась на пустые слова этого мерзавца. Как можно быть такой идиоткой? Он потрясающе красивый, дико популярный, а я просто семнадцатилетняя девочка, которая так и не решила, куда ей поступать и что делать со своей жизнью.
В одно прекрасное утро на кухонном столе я обнаружила записку от Грэйс:
Удивительно, как один шаг не в ту сторону может изменить всю жизнь. Причем, даже не твою. А ведь я всего лишь заметила на лавочке мистера Джонсона. А ведь я всего лишь решила ему помочь.
Да, Майами определенно меняет людей. Прочитав эту записку, я увидела в её авторе не мисс Уоррен, которая занималась школьным театральным кружком, а Грэйс, которая колесила по свету и выступала в «Океане» много лет назад. Сказать, что я удивилась? Да это равносильно молчанию! Я была в шоке от того, что вытворила Грэйс. Но Майами изменил и меня. И несмотря на кажущуюся глупость такого поступка, это было самое прекрасное, к чему мог привести роман этих замечательных людей. С каждым часом лето становилось всё более странным, диким и спонтанным. И чем больше было странностей, тем меньше в Майами оставалось моих друзей. Сначала уехал Алан, теперь Грэйс и Говард. Что дальше?
Прошла ещё неделя. Мы снова прощались. Теперь с Одри. Наша неизменная хохотушка, уже давненько не смеялась. Сегодня она, взяв под руку своего брата, села в самолет и улетела к родителям. И она поступила правильно. Семья – вот, что превыше всего. Майами каждый день учил меня чему-то новому. И каждый раз это новое было мудрее предыдущего.