Пешки

Духовник резко изменилась в лице, став из просто синеватой почти голубой до льдистой прозрачности, и, подхватив подол платья, рванула к проёму, как к входу в буфет после трёх лекций по теории плетения чар, сдавленно повторяя:

— Я дура. Я дура. Я форменная дура…

Казалось, пышущий неприкрытой злобой и эманирующий ощутимыми волнами тьмы проём в полу был с ней полностью согласен. Выглядел он, во всяком случае, укоризненно и пугающе даже для представителя древнейшей ветви чародейства. От одних только периодических вспышек излучения хотелось поседеть и вызвать жреца и инквизитора, а лучше сразу группку боевиков-инквизиторов. Только поблизости была лишь одна подмастерье второй ступени с теоретического отделения, отличающаяся более чем средним резервом.

Вероятно, этот день стоило бы выделить в календаре особой датой, ибо Яританна Чаронит рванула в проём с поразительной для себя самоотверженностью. Натёкшая из ноги кровь успела пропитать рукав и обстоятельно смочить сандалий, капитально намочив битые жизнью ремешки. На скользкой кожаной подошве щиколотка моментально подвернулась, и девушка с совершенно не героическим воплем низверглась внутрь подозрительного подвала, лихо рассекая воздух пятками и игнорируя хлипкие ступеньки деревянной лесенки. На второй или третьей она всё‑таки затормозила, с определённой грацией проломив задом не готовую к таким нагрузкам древесину. Остальные ступени с радостью прошлись по предложенной поверхности, окончательно отбив оную и выбив из светлой головы духовника ненужный флёр героизма. Так что на грязную глинобитку она приземлилась уже более просвещённой и, потирая ушибленную точку соприкосновения с полом, поднималась значительно тише и осмотрительнее.

А осматривать действительно было чего. Невзирая на скромный размер погреба, стены тонули в густом, почти вязком мраке, из которого очень многообещающе проступали очертания коптильных крючьев и проволочных парниковых распорок. Особенно устрашающе они выглядели, выхватываемые из темноты пульсирующим бордовым светом немного корявого, но от того не менее впечатляющего защитного контура из трёх перевёрнутых пентаграмм, стянутых меж собой тонкой цепочной старомагнарских рун. Руны выглядели ржавыми и порядком ветхими, почти рассыпаясь рыжими хлопьями по мигающим линиям. Неровный низкий потолок будто провисал в центре, жадно поглощая их свет и принюхиваясь к головам спустившихся. Под самым прогибом, неслучайно совпадающим с центром круга, как‑то совершенно невзрачно и даже слегка пошловато в своей незатейливости покоился старый, почти древний манок. Увидев его, Яританна хохотнула. Получилось уж очень нервно, поскольку по краю манка шли пять оградительных полос, а венчал артефакт встроенный заряженный кристалл-накопитель.

«Ох, ты ж, ёкарный бабай! — оценила размах развернувшейся катастрофы Чаронит, едва не оседая обратно под лесенку от глубокого шока. — Это на вёрст десять всех умрунов поднимет, если другая нежить такого же фона не заваляется!! То‑то, я смотрю, вурдалак такой вяленький показался. Их же сюда взволочёт, даже если друг друга передавят подчистую…»

Благодатный ступор, столь характерный для юной Чаронит в любой ситуации от разбитой чашки до сдачи экзамена, слетел практически моментально, когда манок тяжело приподнялся и снова выпустил волну тёмной энергии, подчиняющей и притягивающей нежить. Подхватив подол, чтобы, не приведи Триликий, не зацепить линий, девушка лихо и немного легкомысленно, учитывая всё ещё кровившую ногу, перескочила через цепочку рун, вплотную приближаясь к артефакту. Капелька крови шлёпнулась возле самой линии, но лишь зашипела и испарилась мерзким горкловатым дымком. Танка её проигнорировала, вытягивая над манком дрожащие ладошки и никак не решаясь опуститься на колени, чтобы перенастроить артефакт в страхе усугубить и без того патовое положение. В голове выстроились четыре возможные схемы перенесения нитей, но они так и не разобрались между собой в приоритетности, поэтому духовник вновь испуганно замерла.