Пешки

К счастью, реакция от страха у травницы оказалась отменной: пока осуществлялся манёвр, в открытый проём полетело сразу два свёртка. Третий, зажатый в маленьком кулачке, был «на взводе» и так дрожал, что Важичу стало не по себе. Спустя секунду раздался звук первого взрыва, сопровождающийся дребезжанием стекла и посуды. Девушка испуганно упала на пол, закрывая голову руками. Свёртки веером рассыпались возле её тела, но второй взрыв прозвучал всё же снаружи при том такой силы, что самого Важича едва не снесло от мощного удара в спину. Что‑то врезалось в дверь с таким ускорением, что сдвинуло командира на две пяди и теперь мешало снова забаррикадироваться. Выглянув наружу, мужчина одним резким движением серпа срезал нити силы вместе с глоткой перелетевшему невидимую линию фронта умруну. Благо, тот всё ещё находился под воздействием повелительного жезла и просто лежал изломанной куклой, вяленько пытаясь протиснуть лапы в образовавшийся проём. Арн ногой отшвырнул бесполезное тело в уже вновь пробуждающуюся тьму.

Расстановка сил кардинально не изменилась, разве что медленно бредущие из‑за заговорных камней твари сбили ровный лучевой строй, такой характерный для призванной нежити, и тянулись разрозненными кучками, огибая своих закаменелых или разорванных аминорием собратьев. В темноте их тела почти незримо покачивались в убийственной размеренности сломленной воли. Будь давление хоть чуточку слабее, твари бы бежали, визжали и царапали землю, пытаясь пробить слабую преграду. В практически полной тишине их движение приобретало какое‑то метафизическое значение, словно разрывало законы природы и уродовало даже принципы нежитеводства. Из полей, теперь уже полностью затянувшихся мраком доносилось лишь шарканье замедленных лап и полные тоскливой жажды вздохи. Радшины, пока не взлетали, припав в радости к более доступным телам и самозабвенно потроша трупы. Дом пока вроде бы не окружали, но только с этой стороны и только пока.

— Один на полдень, второй на три часа, пли! — Важич привычно пригнулся, ощущая жжение в руке с повелительным жезлом, начавшим искрить от такого хамского обращения.

— Куда!?! — с ужасом взвизгнула Эл.

— Вперёд, … и вправо!!! — не удержался от крепкого словца чародей, от избытка эмоций вырвав из резерва небольшой пульсирующий светляк, отлетевший в разбитое окно со шлейфом из искр и дыма.

Малого сгустка энергии хватило, чтобы сдетонировала одна из ям, взорвавшись целой плеядой мелких шипучих огоньков голубого света. Алхимический огонь быстро перекинулся на ближайшего умруна и, алчно облизвая осклизную шкуру, превратил визжащую фигру в весёленькую, прыгающую свечку.

— Ого, какой ты меткий, — не без восхищения заметила Алеандр, наблюдая через дверной проём за дивими плясками в стане врага. — Оно же сейчас ещё и всех своих нафиг по поджигает!!! Круто! Лишь бы на дранку не перекинулось.

— Бросай!!!

Снова раздались взрывы. В этот раз, подпирая плечами дверь, Важич с чистой совестью позволил себе материться. Ударной волной выбило стекло из окон и сбросив гигантскую подкову едва не размозжило чародею ногу, буквально пришпилив оную к полу по обе стороны от щиколотки. Алеандр предусмотрительно молчала, сдерживая порывы совершенно истеричного смеха и не более сдержанные рыдания.

Яританне же было всё равно, безмерно раздражал только лишний шум, усугубляющий бешенную скачку распуганных мыслей в маленькой черепной коробке. В голове духовника, прорываясь сквозь дебри паники, совершенно лишних знаний и неожиданно припоминающихся молитв, пытался происходить мыслительный процесс, доставляя колоссальную боль из‑за наростающего тёмного излучения. Зажав ладошками уши, она беззвучно корчилась на печи, то поджимая под себя синюшные коленки, то прижимаясь к комнатной перегородке в каком‑то неверии, что происходящее вокруг действительно реально. Странное отупление, сковавшее богатый до всяких заклятий ум духовника, распространялось на всё тело. Только энергетический фон, задетый неизвестными эманациями буквально бесновался, перекатываясь по ауре настоящими небольшими цунами, искря в прядях грязных, спутанных волос, почти надрывая кожу. Хотелось вопить, но не от боли, а от всепоглощающего чувства опасности, суть которого никак не удавалось схватить рассеянным мыслям. Память отчаянно сигнализировала о наличии знаний, но докопаться до них сквозь шум не получалось. Девушка только бессильно сжимала кулачки.