Пешка в воскресенье

Клара постоянно ополаскивает лезвие в тазике с водой, собирая в нем мыльную пену и срезанные волосики. Болеслао обожает эту педантичность, свойственную женщинам. Как знать, говорит он самому себе, возможно, что в нем погиб идеальный супруг. Клара несколько раз тщательно вытирает бритву, скорее она вытирает ее даже не тщательно, а с удовольствием. И то, что особенно при этом возбуждает, — как контрастируют вызывающее мурашки лезвие бритвы и нежнейшая женская плоть между ляжками и на ягодицах. Клара — воплощение херувима, играющего с огненным сверкающим мечом ангелов.

Закончив, она встает на ноги, юная и улыбающаяся, со щелочкой золотой вульвы между ног, похожей на входное отверстие копилки, и уносит все в ванную комнату. Болеслао, одеревеневший на своем неподвижном стуле, одетый и одновременно голый, нелепо сжимающий коленями и руками не существующую шляпу, настолько углубился в самого себя, что его это пугает. «Это настолько я, что мне даже страшно», думает он.

Из ванной доносятся отчетливый целительный звук воды, льющейся из разных (иногда позвякивающих) посудин, и слова песенки, неосознанно напеваемой Кларой в полголоса. Возможно, это Money/Money из Кабаре. Болеслао глубоко вздыхает и чувствует себя счастливым, вопрошая при этом, как долго еще его старое сердце сможет выдерживать счастье.

Швейцар Шахразады, встречающий гостей, подъезжающих на автомобилях и открывающий им дверцы, входит, чтобы сообщить Хансу, что мотоцикл сеньора попал в аварию, что друг сеньора разбился на мотоцикле, здесь недалеко, столкнувшись с грузовиком. Ханс в это время пил водку, выдерживая осаду неопытных профессионалок, не знающих его привычек и не чувствующих, что его надо оставить в покое до тех пор, пока он сам вдруг не позовет одну из них.

Ханс выходит со швейцаром, который доставляет его на первой попавшейся машине к месту происшествия. Ханс с германской деловитостью поднимает мотоцикл, ставит его, прислонив к дереву, берет А. на свои руки гиганта и устраивает в автомобиле.

— В Ла Пас, — говорит он швейцару.

Ла Пас совсем близко. Но швейцар, высунув в окошко белый платок, то и дело давит на клаксон. Целый шквал тревожных сигналов разрывает пустоту воскресенья. В Испании Ханс, как и любой иностранец, пользуется уважением. В огромную клинику уже поступили несколько жертв воскресенья и шоссе, однако Ханс, возможно, лишь благодаря твердости своего испанского языка германца, добивается, что медики, оказав первую помощь, немедленно помещают А. в отделение интенсивной терапии.

По пути в Ла Пас Ханс убедился, что сердце по сути незнакомого ему человека бьется. Это был мертвец с еще бьющимся сердцем. Ханс знал, что сердце может биться после смерти. Ему ничего не известно об А., кроме того, что это большой друг Болеслао, но Ханс любит Болеслао, так что должен сделать для пострадавшего все, что сделал бы Болеслао.

Ханс живет в Испании обособленно от испанцев, найдя себе убежище среди машин и общаясь только с молоденькими проститутками Шахразады, соблюдающими правила гигиены. Он верен Болеслао, своему учителю испанского и напарнику по романтическим приключениям в те времена, когда оба были моложе. Теперь Болеслао кажется старым Хансу, и его любовь к нему переросла в нежность. Самое большее, что он может сделать сейчас для Болеслао, это спасти его друга, если есть что спасать. Кроме того, он не хочет лишать Болеслао его законного часа с четвертью счастья или утешения с Кларой.

Подождав, пока пьяного шофера устроят в отделении интенсивной терапии, подсоединив (через все имеющиеся в теле, а также — через дополнительно проделанные отверстия) к проводам и трубкам, с помощью которых, заставляя мертвецов жить искусственной и компьютеризированной жизнью, медицина становится чем-то большим, чем медицина, Ханс выходит в коридор позвонить.

— Шахразада? Это Ханс. Когда придет дон Болеслао, сеньор лет пятидесяти, лысоватый и в очках, тот, что пришел сегодня вечером со мной, пусть направят его в Ла Пас, в отделение интенсивной терапии. Да, правильно, в отделение интенсивной терапии. Нет, успокойся, Гаэтано, ничего страшного. ДТП. Сам знаешь — воскресенье…

Сделав звонок, Ханс задумчиво прохаживается по длинным коридорам, которые становятся короткими под его длинными ногами. Надо бы поехать забрать мотоцикл. Его кто угодно легко может угнать. Но прежде надо дождаться Болеслао. Все остальное после, когда Болеслао будет рядом с живым трупом своего друга, рядом с покойником, живым лишь благодаря достижениям науки/фантастики конца века.

Тем временем Болеслао никак не наиграется с вульвой Клары, ставшей совсем такой как у девочки. Наконец он проникает в нее. Клара сначала смеется, а потом, когда проникновения становятся глубокими, следует новая серия оргазмов. Болеслао вручает пачку денег ей прямо в руки.

— Возьми сама, сколько хочешь. То, что у тебя есть, невозможно переоценить.