Пешие прогулки

Прокурор снял альбом с полки и торопливо перелистал страницы — снимок керамики из Балан-мечети был на месте, цел. Амирхан Даутович поставил альбом на полку и начал искать второй экземпляр. Посмотрел на полках, в ящиках стола… И вдруг он вспомнил, что брал его в прошлом году на службу, когда рассказывал о поездке в Швейцарию, о последней выставке Ларисы. Вспомнил, что видел его недавно среди бумаг в сейфе, когда интересовался, целы ли его амбарные книги по каждому району, что вел он в течение последних десяти лет.

Отправив машину с сосудами Якубходжи в обком, Амирхан Даутович пешком вернулся к себе в прокуратуру. Он думал, может, прогулка по весеннему городу наведет его на мысль об ответном ходе, который ему следовало сделать без промедления. Но мысли приходили какие-то вялые, разрозненные, и, только вспомнив про альбом в кабинете, прокурор оживился — многое могло проясниться, если снимок взят из альбома, хранившегося в сейфе. Эта мысль и заставила его ускорить шаг.

В приемной его никто не дожидался, не нужно было никуда срочно звонить, и Амирхан Даутович открыл сейф. Альбом лежал в глубине, на второй полке, и яркий его корешок заметно выделялся среди тяжелых, уже потрепанных амбарных книг. Прокурор достал альбом, почему-то машинально пересчитал амбарные книги и, закрыв сейф, подошел к столу.

Открыл альбом наугад — получилось как раз там, где была керамика из Балан-мечети, но от страницы остался лишь корешок — обрезали весьма аккуратно. "Значит, предчувствие не обмануло меня. — Амирхан Даутович захлопнул альбом. — Так вот какой, выражаясь шахматным языком, оказалась домашняя заготовка Бекходжаевых. Что ж, зря они времени не теряли, пока я кочевал из больницы в больницу, прямо-таки гроссмейстерский ход придумали. А сколько у них таких ходов про запас приготовлено или уже сделано, а я еще не знаю?"

Прокурор размышлял, что же ему теперь предпринять. Конечно, он мог наперед рассчитать кое-какие их ходы, да что толку: Бекходжаевы не сидели полгода сложа руки и каждую попытку прокурора, конечно, готовы встретить во всеоружии. Амирхан Даутович снова вернулся к сейфу и достал книгу по району, где находилась Балан-мечеть. Прочитав пять-шесть записей по Сардобскому району, не стал листать дальше и положил ее обратно в сейф. Даже этих беглых, наугад взятых записей, с фактами, а главное, с его предположениями, вполне хватало, чтобы Бекходжаевы, торгуя этими сведениями, заполучили из района любую угодную для них версию исчезновения сосудов из Балан-мечети. И становилось ясно, что комиссия во главе с полковником Иргашевым и прокурором Исмаиловым представит секретарю обкома документ, где он будет выглядеть совсем не лестно и, может, даже подведут его действия под Уголовный кодекс — в том, что Бекходжаевы не будут придерживаться никаких правил, Азларханов теперь не сомневался.

Оценивая положение, Амирхан Даутович просидел, не выходя из кабинета, до позднего вечера, но ответа, равного ходу Бекходжаевых, так и не придумал. Все сходилось на том, что необходима встреча с прокурором республики, где он должен был выложить теперь все как есть: и о Ларисе, и о могущественном клане Бекходжаевых, и о сосудах из Балан-мечети, и об исчезнувшей из сейфа странице альбома, и о своих амбарных книгах, за которыми уже давно охотятся, и о полковнике Иргашеве, и о прокуроре Исмаилове, неожиданно получивших повышение, и о заключенном Азате Худайкулове, которого следовало перевести куда-нибудь подальше и взять под особый надзор. И встреча эта, наверное, выглядела бы убедительнее, если бы на ней присутствовал и капитан Джураев.

Конечно, рассчитывая только на встречу с прокурором республики, Амирхан Даутович, по сути, расписывался в собственном бессилии, но какие бы он ни строил планы, он понимал, что Бекходжаевы имели огромный выигрыш во времени и готовы теперь ответить на любой его ход.

Поздно вечером того же дня на Лахути раздался неожиданный междугородный телефонный звонок. Звонил из Ташкента прокурор республики. Расспросив о здоровье, житье-бытье, он так же, как и секретарь обкома, долго не переходил к главному, ради чего позвонил в столь поздний час. И Амирхан Даутович, как и утром в обкоме, почувствовал это.