На фотографии могила утопала в цветах, не видно было даже кованой ограды, только памятник. На переднем плане – несколько роскошных венков из белых и красных роз; а на самом большом, в центре, из одних белых роз, на широкой муаровой ленте значилось: «От управления местной промышленности». На другом можно было прочитать только краткое «От друзей».
Амирхан Даутович смотрел на фотографию и чувствовал, как слезы невольно подступают к глазам.
– Спасибо, – сказал он. – Я очень тронут вашим вниманием, мне даже неловко, что вы проявляете столько заботы обо мне.
– Не стоит благодарности. Я делаю лишь то возможное, что обязан сделать как человек, а теперь уже и как ваш товарищ – ведь моя жизнь, моё благополучие отчасти в ваших руках, мы повязаны одним делом, одними целями.
– Шубарин подбадривающе похлопал прокурора по руке. – Впрочем, не будем опережать события. Вечером мы соберёмся здесь в закрытом банкетном зале. От вашего имени я пригласил узкий круг близких вам людей. Так что после обеда вы поднимайтесь с себе, отдохните, а в восемь я зайду за вами, и мы спустимся к гостям; надеюсь, сегодня никто не будет опаздывать. – И они распрощались до вечера.
Вернувшись к себе, Амирхан Даутович вспомнил тот давний августовский день, когда он сидел в здании районной милиции и ждал сообщений от Эркина Джураева. Прошло всего шестнадцать часов, как не стало Ларисы, и он с горечью подумал тогда, что к этим шестнадцати он теперь всю жизнь будет прибавлять часы, дни, недели, годы, а теперь вот набежало пятилетие.
Пять лет! Разве мог он предположить, что потеря жены, сама по себе трагедия всей жизни, обернётся дополнительно и ещё такими крутыми зигзагами в его личной судьбе. Странно, в свои пятьдесят он после смерти Ларисы реальной своей жизнью воспринимал только эти последние пять лет, остальное виделось как сквозь туман, и он с трудом соотносил себя с теми давними счастливыми днями.
А теперь новый этап жизни, снова навязанный ему. Кусок этот мог продлиться несколько месяцев, от силы полгода – на большее он не рассчитывал: слишком неравными были силы, чтобы долго противостоять изощрённому Шубарину и его компаньонам. А что дальше? Что ожидает его, когда он сделает последний шаг в задуманном деле, как решил в первый же вечер, в тот давний и не давний вечер, когда пришли вербовать его в полутайный синдикат? Чтобы раскрутить то, с чем он придёт к властям, нужны годы и годы – он-то знал стиль и темпы работы прокуратуры: надеяться, что жизнь подарит ему такой срок, не приходилось. Даже здесь, под неослабным вниманием всесильного Артура Александровича, несмотря на полный комфорт и возможность в любую минуту связаться с профессором в Ташкенте, заполучить консультацию, а если надо, и самого профессора (не говоря уже о том, что доступны были лекарства, какие только есть в природе), и то на неделе пришлось дважды вызывать «Скорую».
Но о том, что будет после, думать не хотелось… Путь свой он выбрал давно, тридцать лет назад, ещё там, на шаткой палубе эсминца, и сейчас, на краю жизни, следовало последние дни свои прожить достойно и выполнить свой долг.
Ровно без пяти минут восемь раздался стук в дверь – на пороге стоял Шубарин. Амирхан Даутович не сомневался, что он уже провёл инспекцию в банкетном зале, отдал последние распоряжения, прежде чем подняться за ним. В той торжественности, с какой отмечали день памяти его жены, прокурор усмотрел непонятную для себя значительность события в глазах синдиката – похоже, и в это мероприятие Артур Александрович вкладывал нужный ему подтекст. Может, ему хотелось собрать людей, редко встречающихся за одним столом? А может, кому-то лишний раз нужно было показать единство и, так сказать, благородство стиля своего консорциума? Впрочем, не стоило ломать голову – Шубарин, как всегда, был труднопредсказуем, и все следовало принимать как есть…
Амирхан Даутович никогда прежде не заглядывал в банкетный зал, хотя в последние недели почти ежедневно бывал в «Лидо». У двери ресторана их встретил Адик, одетый сегодня несколько торжественнее, чем обычно, он и провёл их в зал. Как только Амирхан Даутович вместе с Артуром Александровичем вошли в ярко освещённую комнату, собравшиеся, не сговариваясь, поднялись из-за стола, словно отдавая дань торжественности и скорбности момента. Прокурора удивил состав собравшихся за столом: кроме Александра Николаевича Кима и Христоса Яновича Георгади, оказались тут и Адыл Шарипович, братья Григоряны. Сидели за столом и Ашот рядом с Коста, и ещё несколько неизвестных Азларханову людей – одни мужчины.
Проходя на указанное Адиком место, Амирхан Даутович увидел на стене большую цветную фотографию Ларисы, наверное, переснятую из первого альбома,