Пещера Черного Льда

Молодой тюлень, которого Ноло принес ему утром в благодарность за удачную охоту, в самом деле замерз, и его кошачья мордочка утратила маслянистый блеск. В затычке, торчащей над самым задним плавником, больше не было нужды. Руками, которые не разгибались уже двадцать лет и стали такими корявыми и черными от трудов и укусов мороза, что казались деревянными, Садалак вынул ее. Сделанная из кости животного, которого он не мог опознать, гладкая и твердая, как алмаз, она принадлежала иным временам и странам. Слышащий вздохнул, отдавая ее Бале. Из нее вышел бы хороший талисман, чтобы держать его в руке, когда слушаешь сны.

— Ступай теперь к Ноло. Скажи ему, что я постучусь в его дверь перед тем, как буря грянет, — не раньше.

Бала, открыв было рот, промолчала и ограничилась кивком. Своими маленькими руками она спрятала затычку за пазуху выдровой парки, поплотнее зажала капюшон от ветра и побежала через открытое место к дому Ноло и Селы.

Слышащий снова опустился на свое сиденье. Снег крутился перед ним, как мутный водоворот, но настоящего холода не было. Зима еще только началась. Медвежья шуба хорошо грела, и мохнатый воротник не пропускал сквозняков. Голову Садалак оставил непокрытой. Ледяной Бог съел его уши тридцать лет назад, и если ему нужны нос и щеки Садалака, пусть их тоже забирает себе.

Порывшись в щучьем кисете, Слышащий достал свои талисманы: рог нарвала, серебряный нож и обломок корабля. Море, земля и то, что достает до небес. На чем это он остановился? Садалак перебирал амулеты у себя на коленях, стараясь восстановить образы последнего сна. Похожие на почки черные дыры по обе стороны головы горели под затычками из медвежьего сала. Садалаку снова вспомнилась тюленья затычка Ноло — сейчас бы он с радостью подержал ее в руках. Старая Кровь знала толк в снах — и о Свидетеле Смерти тоже знала.

«Покажите мне того, кто принесет Потерю, — попросил Слышащий во второй раз за эту ночь. — Того, которого зовут Свидетелем Смерти».

Время шло, и амулеты в его руках стали теплыми. Потом земля вдруг ушла из-под ног, и Садалак упал в сновидения. Лутавек говорил, что сны — это туннель, через который надо пройти; для Садалака они были ямой. Он всегда падал, точно проглоченный исполинским медведем. Пока он летел сквозь эту глотку, к нему взывали голоса, и он делал то, чему был обучен: слушал.

В снах стояла тьма, и в ней жили вещи, которые знали и не боялись его, и если он не слушал внимательно, то мог бы сбиться с дороги. Лутавек сбился с пути только однажды, но и этого было довольно, чтобы выманить его из дома на морской лед, на тонкий его край, где белая кромка встречается с черной водой. Этого было довольно, чтобы он ступил за край в плавучее ледяное сало.

Слышащий сжал в кулаке рог нарвала. Каждый, кто слушает сны, когда-нибудь придет к своей смерти. Каждый раз, слушая их, Садалак спрашивал себя: не теперь ли?

Вдавив мякоть большого пальца в гладкую кость, он увидел Свидетеля Смерти. Тот, как и прежде, охотился на землях, богатых дичью, и Смерть бежала, как гончая, за ним по пятам. Но в тот миг, когда Слышащий увидел их, Смерть ушла. Там поблизости был еще один, кого ей надо было посетить этой ночью.

* * *

Круп Лося стал мокрым от крови. За седлом болтались пара лисиц, ласка, сурок, связка зайцев, три норки и лесной кот. Конское тепло не давало тушкам застыть. Райф почесал мерину шею. Лось исправно трудился всю ночь, спускаясь по заснеженным склонам и переходя замерзшие пруды, он ни разу не заржал, когда дичь была близко, и каждый раз стоял смирно в те решающие мгновения, когда над ним натягивался лук.

— Орвин назвал тебя правильно, — сказал Райф, шагом едучи через выгон к круглому дому. — Когда-нибудь я приду на конюшню и увижу, что у тебя за ушами выросли рога.

Лось повернул к Райфу голову и неодобрительно фыркнул.

Райф ухмыльнулся. Ему очень нравился этот конь, полученный им взаймы. Ночь благодаря ему и охоте пролетела быстро — Райфу больше ничего и не требовалось. Последние дни он засыпал с трудом. Ему приходилось все больше и больше изнурять себя, прежде чем повалиться на лавку или залезть в спальник. Порой лучше было бы совсем не ложиться. Ему никогда не снились хорошие сны. В них Райфу часто являлся Тем, бьющийся в своем чуме с каким-то невидимым врагом и зовущий сына на помощь. Тем был весь черный, и волки отъели у него пальцы. Райф вздрогнул и посмотрел сквозь выдыхаемый пар в предрассветное небо. Это была как раз такая ночь, когда охотиться лучше, чем спать.