Пещера Черного Льда

Он встряхнул муху так, чтобы через нее прошел воздух, и разбудил ее. Муха вытянула задние лапки, и в ее красноватом панцире дрогнули четыре полностью развитых крыла. Муха знала, что уже вышла из тела носителя, и стремилась улететь на поиски самца. Исс остался доволен этим. Столь сильная тяга пойдет только на пользу его чарам.

Он занял чародейское сиденье, вырубленное две тысячи лет назад каменотесами, которых затем перед смертью лишили глаз и языка, чтобы даже их призраки не могли раскрыть секретов. Сиденье представляло собой неприметное углубление в стене камеры, состоящей из такого же складчатого гранита, что и весь Перевернутый Шпиль, и обитый сверху листовым железом. На металле не было оттиснуто ничего — ни рун, ни символов. Само присутствие этой ниши в нижней камере было символичным. Иссу нравилось представлять, что это был последний штрих, выполненный каменщиками по приказу Робба Кло. «Сделайте мне чародейское сиденье, чтобы я вершил на нем работу богов».

Потрогав языком нёбо, Исс приготовился к ворожбе. Беспокойство и теперь не оставляло его. Он полагался на Перевернутый Шпиль и знал возможности Скованного, как свои, но каждый раз, прежде чем положить муху в рот, чувствовал спазмы в желудке.

Здесь, правда, не было опасности обратного удара. Перевернутый Шпиль строился как защитный футляр. Окружающая его гора, облицовка из камней разрушенной чародейской башни в Линне и сама сужающаяся к железному наконечнику конфигурация надежно отделяли его от внешнего мира. Никакие чары извне не могли проникнуть в него, никакой обратный удар не мог сокрушить его, и никто не мог обнаружить источник творящихся внутри него чар. Всякий человек, вороживший здесь, мог поистине чувствовать себя богом.

Когда он поднес руку ко рту, его желудок и легкие уже сократились, готовясь извергнуть чары. Держа щипчики легко, без напряжения, Исс положил муху на язык. Она дернулась, и в тот же миг он перекусил ее надвое.

Скованный закричал. Его тонкий переливчатый крик бился о стены камеры, как птица, попавшая в колодец. Горький сок наполнил рот Исса, ножки проехали по зубам, крылья хрустнули, как вафля, и вся мощь мясной мухи, накопленная ею за восемь недель жизни в теле носителя, затопила его естество, вытесняя наружу колдовскую силу. Расставаясь со своей плотью, Исс пережил миг божественного экстаза. Это и значило прогуливаться об руку с богами.

Пентеро Исс, правитель города Вениса, командующий гвардией Рубак, хранитель Крепости Масок и властелин Черных Ворот, взмыл туда, где не слышал больше воплей Скованного. Мощь била из тела мухи, как кровь из взрезанной жилы. Исс посмотрел вниз и увидел под собой свои волосы и одежду. Он дохнул последний раз телом, из которого вышел, и ощутил в воздухе запах своих нечистот.

Все выше и выше поднимался он, и гул его чародейства стоял в оставленных им ушах. Чернота небосвода выгнулась ему навстречу, маня бесконечностью, зазывая его в холодный край по ту сторону смерти. Исс шарахнулся прочь от его мерцающей тверди — и с этого пути не было возврата назад.

Он углубился в себя, ища темную тропу в пограничье, но цвет небосвода запомнился ему. Он уже видел эту полночную синеву когда-то... так были одеты суллы, пославшие двенадцать стрел в спину Эдди Исса.

Его тело, в полутора мирах под ним, содрогалось на сиденье из камня и железа. Исс, не думая больше о нем, направил свое нематериальное естество навстречу клубящимся серым теням пограничья.

Эта область имела много имен. Фаги называли ее Серыми Марками, жрецы Храма Костей — Порогом, а сулльское название было лучше не произносить. Слышащий племени Ледовых Ловцов не пользовался никаким названием и говорил лишь, что это «место, где человек крадет сны». Именно так и чувствовал себя Исс, приближаясь к его бледным рубежам — воротам.

Световая черта, розовая, как плоть новорожденного, обозначала край пограничья, словно ложная заря. Вдоль нее клубился дым, то поднимаясь, то втягиваясь обратно. Здесь не было ни звуков, ни запахов, но в тишине не чувствовалось покоя. Не отвлекаемый ни слухом, ни обонянием, Исс казался себе еретиком Дальнего Юга, распятым и оставленным умирать на песках пустыни. Темнокожие жрецы пришивали этим еретикам веки, чтобы те не могли закрыть глаза; пришивали к надбровным дугам черным шелком, чтобы те, умирая, могли видеть лик Бога. Исс теперь чувствовал нечто подобное. Моргнуть или отвести взгляд было невозможно: оставалось только смотреть — и видеть.