Моё ожидание проходит чрезвычайно томительно. Без Сурика на станции невозможно ничего сделать, а за пределами станции тем более. Я не знаю, что происходит с моими аборигенами. В районе разыгралась непогода, им должно быть сейчас нелегко. Я надеюсь на лучшее, но плохие предчувствия неизменно одерживают верх. Пока я успешно борюсь с желанием отправиться наружу. Температурные условия благоприятные, солнце скрыто за плотной облачностью, но ветер слишком сильный. Если со мной там что-то случится, мне придётся полагаться только на самого себя. Как моей команде. Но их четверо. Не чувствуя решимости, я затеваю с самим собой споры. Действительно – зачем? Зачем они рискуют и без того короткими жизнями? Неразумные существа. Оправдывает ли это мою бездеятельность? Оправдывает ли меня высокая ценность моей жизни? В чём её ценность? В продолжительности? Я очень хочу оправдаться перед ними. Им сейчас нелегко, а я сижу в комфорте и безопасности и ничего не предпринимаю. Не пытаюсь ничем помочь. Я чувствую, что помощь требуется. Я чувствую, что они надеются на помощь. Но им её абсолютно неоткуда ожидать. Я один знаю, как она близка. Нам предписывается не вмешиваться, но я не могу спрятаться за это предписание. Я не убеждён в его логике и справедливости. Высокомерное правило напыщенной расы. Бессмысленное в нашей ситуации. Не имеющее здесь, на этой планете, никакой силы. Я хотел бы в него верить, но, к сожалению, не оно удерживает меня. А моя слабость.
Вот такими мыслями я загружаю свою голову. Без Сурика моё одиночество стало совершенно невыносимым. Неопределённость положения, как ты можешь догадаться, не помогает. Я очень сердит и в то же время испуган. Они здесь хозяйничали, подлые бестии. Моя станция перестала быть безопасным благословенным местом. Боюсь, что для меня – навсегда. Как поступает в таком случае Комиссия? Будет ли станция уничтожена? Впрочем, это не важно. Я буквально сижу и жду появления корабля, чтобы убраться отсюда навсегда.
Да будет с тобой Время.
Немногословный.
*
Павел хотел заснуть. Он, конечно, не мог надеяться на настоящий хороший сон. Высота, погода. Хороший сон давно уже редкость для него и дома, на равнине. Но ему нужно поспать хоть сколько-нибудь. Хоть пару часов, хоть час, хоть полчаса. Уйти в забытье, дать отдохнуть мозгу и телу. Горная ночь только началась, но надежда на сон быстро ускользала в холодный воздух палатки. Открыть окошко, выпустить наружу, ветер разнесёт её по всему свету. Не вернуть всё равно.
Оба его товарища лежали тихо справа от него. Он боролся с тихой завистью. Не уснуть. Он знал это состояние своего мозга. Не угомонить никакой усталостью. Не важно, что тело просит отдыха. Натруженные руки, ноги, спина. Что будет утром? Завтра, сегодня?
Когда-то он мог выдержать такую ночь, забыть о ней утром. Были резервы, силы. Что будет утром? Павел терял веру в своё тело. Недавно вновь обретённую. Целый день её выдавливал из него рюкзак, выдувал ветер, вымораживал холод. Который не отпускает даже в палатке. Павел пошевелил ногами внутри спального мешка. Они неохотно отозвались, не желая никакого движения. Они желали тепла и покоя.
Сегодня был самый тяжёлый день на горе в его жизни. Завтра обещает быть тяжелей. И ничего с этим поделать нельзя. Началось всё – как часто начинается в горах – с плохой погоды. Не сказать, что неожиданно. Они знали о её приближении за несколько дней. Они всегда знали, что она придёт рано или поздно.
Вначале, глядя на Дмитрия, Павел ожидал её прихода, как подобает опытному восходителю. С осторожной уверенностью. Она пришла и обрушилась на них, кровожадная и яростная. Такова её природа. И захлестала по нежным щекам мальчика и щетинистым впалым щекам бывалого восходителя. Который и в лучшие свои годы всегда старался избегать такой непогоды. А кто её не избегает? В такую погоду нужно лежать на печи и мечтать в полудрёме. О нежном голосе и волнующем силуэте.
Им здорово повезло – с ними был Дмитрий. Разумеется, это было не случайное везение. Они не отправились бы в этот поход ни с кем другим. Им давно повезло с отцом и с другом. На Дмитрия погода не оказывала видимого действия. Она только заставила его надеть дополнительный слой одежды, большие защитные очки и прикрыть голову капюшоном куртки. За темнотой очков были те же спокойные, прищуренные глаза. Его спутники знали об этом. Им не нужно было их видеть. Они видели коренастую, неразрушимую фигуру. Слышали хриплый, громкий голос. Укрепляющий веру в охлаждённых сердцах. К сожалению, спутники слишком быстро перестали обращать внимание и на это. Они совсем перестали обращать внимание. В рюкзаке на спине отца, Саша часто терял ориентацию и предпочитал раскачиваться с закрытыми глазами. Иногда мерно, иногда резко. Не раскрывая глаз, он отвечал на вопросы отца.
– Тебе не холодно?
– Нет.
– Пошевели пальцами правой ноги.
– Пошевелил.
– Теперь левой.
– Пошевелил.