Пещера

А что, собственно, Павла? Разве не пережила она в свое время медового месяца с господином Тританом Тодином, разве Раман не ловил себя еще тогда на некоем подобии ревности?..

Павла Нимробец позвонила, чтобы пригласить его на свадьбу; он отказался холодно и сухо, отказался, сославшись на занятость. Он и вправду очень занят – более того, его начинает тревожить осведомленность Павлы в некоторых его, Рамана, замыслах. Когда он выкладывал Павле концепцию – он никак не рассчитывал, что она станет пересказывать ее мужу – в супружеском ложе…

Ерунда, оборвал он сам себя. Супружеское ложе существует совсем для другого, и притом ведь еще месяц назад, посвящая Павлу в свой замысел, он прекрасно знал о ее взаимоотношениях с Тританом…

Другое дело – он не знал до конца, кто такой Тритан.

Раман заскрипел зубами.

Это будет очень, очень, очень скверная свадьба. Женитьба кота на мыши.

* * *

Он побрезговал старым зеленым схрулем; ослабевший зверь скоро станет добычей соплеменников, саажьи зубы не привыкли к жесткому мясу, жертва с ослабленной волей к жизни не приносит удовлетворения; потому он оставил старого схруля на растерзание молодым и двинулся переходами вверх, потек, играя выступающими мышцами, неслышно ступая широкими лапами с прибранными до времени когтями.

Стайкой тхолей он побрезговал тоже.

Ему хотелось настоящей добычи. Сильного коричневого схруля или молодой сарны…

Схруль встретился ему на перекрестке, там, где в большой переход выливалось три маленьких; схруль выскочил из бокового коридора, молодой коричневый схруль, гроза для множества обитателей Пещеры; сейчас он несся, как загнанная жертва, хотя сааг еще не начал охоту.

Из перехода, откуда вылетел схруль, толчками валил тугой воздух. Сааг напрягся; воздух пах сильно и странно, ни одна его жертва – а жертвами саагу служили все обитатели Пещеры – так не пахла, запах походил скорее на его собственный, чем…

Два или три мгновения – и сааг припал к земле.

Тот, что гнал крупного коричневого схруля, почти не уступал саагу в размерах – но жесткая шерсть была чуть светлее, и мышцы на бедрах и спине выпирали круче. Совершенная машина для убийства – пара черных клыков, занимающих собой всю морду, пара огромных ноздрей и пара глаз, куда меньших, чем ноздри…

Сааг увидел бы то же самое, склонившись над черным зеркалом воды.

Тот, что гнал схруля, был его соплеменником.

И намеревался завершить погоню во что бы то ни стало.

Схруль нырнул с следующий переход – огромная тень метнулась следом, и спустя несколько мгновений по Пещере запрыгал, отражаясь от стен, предсмертный вопль.

Сааг постоял, слушая запахи свежепролитой крови, чужого азарта, чужого голода и утоляемой жажды; потом медленно, как волна расплавленной смолы, двинулся к их источнику.

Давно, много ночей назад ему пришлось загрызть саага-щенка. Подростка, не успевшего набрать ни силы, ни веса; к несчастью, этот, грызущий мясо посреди узкого перехода, не встретился ему раньше.

До того, как клыки его окрепли, почернели и вызывающе изогнулись.

Сааг остановился, перебирая ноздрями полный запахов воздух. Молодой соперник стоял к нему мордой, стоял, загораживая узкий проход; у ног соперника лежал мертвый схруль, соперник не желал делиться добычей, но сааг и не претендовал на нее. Ему не было дела до мертвечины, он взвешивал свои силы, он знал, что двоим в узком переходе не разойтись.

Либо ему придется уйти, повернувшись к сопернику спиной, либо…

Соперник разомкнул челюсти, показывая чудовищный объем глотки. Соперник знал о его намерениях, и, возможно, в свою очередь решал, удастся ли завалить старика достаточно быстро и без особых потерь.

Сааг припал к земле. Низкий потолок не позволял прыгнуть в полную силу, и соперник понимал это. Соперник издевательски разинул пасть, из недр его желудка пахло порченным мясом.

Соперник был силен.

Сааг осознал это еще до прыжка.

Соперник чуть недобрал в весе – но ни в реакции, ни в силе челюстей, ни в возможностях бугристых мышц ничем не уступал старшему собрату.

Зато превосходил молодостью. Лоснящейся молодостью, бесстрашием и наглостью, если его и удастся завалить – то лишь ценой множества ран, ценой собственной крови…

На стороне старшего было преимущество опыта.

Не сводя с наглой разинутой пасти мутных, налитых кровью глаз, сааг отступал. Пятился.

Пока молодой соперник, стоящий над собственной добычей, не остался за крутым поворотом.

Тогда сааг повернулся и неспешно, сдерживая раздражение, потек прочь.

Сегодня он прольет много крови.

Чужой.

* * *

– …Ну почему, почему, почему нельзя было устроить все по-человечески?!

Стефана сбивалась с ног.

Выдать Павлу замуж – удачно выдать, не просто так – было, оказывается, ее давней потаенной мечтой; внезапность, бесцеремонность и скомканность события повергли ее в шок.