Эпизод первый.
Портрет Настасьи Филипповны.
Мышкин. Так это Настасья Филипповна? (пауза) Удивительно хороша!
Голос автора. На портрете была изображена действительно необыкновенной красоты женщина. Она была сфотографирована в черном шелковом платье, чрезвычайно простого и изящного фасона; волосы, по-видимому, темно-русые, были убраны просто, по-домашнему; глаза темные, глубокие, лоб задумчивый; выражение лица страстное и как бы высокомерное. Она была несколько худа лицом, может быть, и бледна…
Это необыкновенное по своей красоте и еще почему-то лицо. Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; ослепляющая красота… не-вы-но-си-ма… странная красота!
Эпизод второй.
Воспоминание о первой встрече с Настасьей Филипповной.
Настасья Филипповна. Если лень колокольчик поправить, так по крайней мере в прихожей бы сидел, когда стучатся.
Настасья Филипповна. Ну, вот теперь шубу уронил, олух! Прогнать тебя надо. Ступай, доложи.
Настасья Филипповна. Ну, вот теперь с шубой идет! Шубу-то зачем несешь? Ха, ха, ха. Да ты сумасшедший, что ли? Да что это за идиот? Ну, куда ты идешь? Ну, кого ты будешь докладывать?
Мышкин. Настасью Филипповну.
Настасья Филипповна (настороженно). Почему ты меня знаешь? Я тебя никогда не видела! (далее повелительным тоном) Ступай, докладывай… Что там за крик?
Мышкин. Бранятся.
Мышкин. Настасья Филипповна!
Нина Александровна. Не хмурься, пожалуйста, и не раздражайся, Ганя, я ни о чем не стану расспрашивать, чего сам не хочешь сказать, и уверяю тебя, что вполне покорилась, сделай одолжение, не беспокойся. Ты всё еще сомневаешься и не веришь мне; не беспокойся, не будет ни слез, ни просьб, как прежде, с моей стороны по крайней мере. Всё мое желание в том, чтобы ты был счастлив, и ты это знаешь; я судьбе покорилась, но мое сердце будет всегда с тобой, останемся ли мы вместе, или разойдемся. Разумеется, я отвечаю только за себя; ты не можешь того же требовать от сестры…