Первый выстрел

Друзья пристроились к Ведерскому. Красавец блондин с тонкими девичьими чертами лица, он, хоть и был генеральским сыном, казался не таким страшным.

Трое допрашиваемых приблизились к троим инквизиторам.

— Стань ближе! Протяни левую руку! — крикнул Гога. Подтащив за протянутую руку четырехклассника, он взялся пальцами за запястье, нащупал пульс, скомандовал: — Смотри мне в глаза!.. Ага, глаза дрожат! Пульс бьется! Сознавайся, негодяй!

— В чем сознаваться?

— Он еще спрашивает, в чем сознаваться!

— Дай ему по зубам, — вмешался Ведерский, — сразу заговорит!

Друзья перешли в очередь к Бергу. Он хоть задается, но все-таки… сосед…

— Кому разболтал об оружии? — продолжал Гога.

— Ах, об оружии?

— А ты думал об апельсинах, сволочь!

Гога ударил, и гимназист вскрикнул. Святоша ринулся вперед. Петя и Заворуй его удержали.

— Я не знал, что нельзя говорить, — лепетал гимназист. — Никто не предупреждал. Я рассказал только папе о военных занятиях. А винтовки все могли видеть. Ведь занимались во дворе…

— Во-первых, прапорщик предупреждал! — Гога цедил слова сквозь зубы и с негодованием смотрел на гимназистика. — Во-вторых, двор закрыт и, что происходит внутри, не видно. В-третьих, речь идет прежде всего о наших браунингах. Кому ты о них сказал?

— Не говорил. Ей-богу, честное слово! Даже не знал!

— А отцу?

— Только о винтовках.

— Виновен! Стань налево!

— Пусть идет направо, — возразил Берг, — его отец полицмейстер.

— А если этого полицмейстера поймали и он разболтал?

После этого сразу призналось семь пансионеров. Да, они рассказывали дома, что у них проводятся военные занятия и есть свои винтовки, настоящие. Да, «хромой черт», прапорщик, приказал не болтать, так ведь разговор был дома, не на улице.

4

— Проголодался что-то, пойдем колбасу лопать, — тоном, не терпящим возражений, предложил Заворуй, когда инквизиторы кончили допрос.

На другой день он послал Юру к Соне купить папирос, а денег не дал. Заворуй курил в уборной, заставил курить Юру и Петю, учил плевать в цель, написал на двери ругань по адресу директора, инспектора, воспитателей. Перепуганные вчерашним допросом мушкетеры только поддакивали ему.

— Захочу — и вас нет! Пустая бочка! А в бочку вбиты гвозди острием внутрь. Посадят тебя, благородный Атос, в бочку и начнут катать. Кровь во все стороны! Или например…

— Ты нас не пугай! — рассердился Юра. — А вот я слышал, одному ябеде надели на голову мешок… У меня крепкий мешок есть.

— Бунт? А если я пойду и расскажу, от кого рабочие-гвардейцы о винтовках узнали? Из-за кого у директора обыск был? Он сейчас злой, как черт. Нет, лучше расскажу Гришке Бродскому. А?

— Ну и гадина же ты! — прошептал Юра.

— Но-но! Осторожнее на поворотах! — произнес Заворуй.

Вечером в репетиционном зале Заворуй подошел к воспитателю, начал о чем-то говорить и при этом бросал ехидные взгляды на Юру и Петю.

— Пугает! — От волнения голос у Пети стал вдруг хриплым. — Что будем делать?

— Ага, струсили? — сказал Заворуй, подходя к ним. — Вы вот у меня где! — Он показал ладонь и сжал пальцы в кулак. — Хочу — казню, хочу — милую.

Юра и Петя нервничали, плохо ели, даже во сне стонали и вскрикивали.

Однажды вечером Юра отвел Петю в сторону и сказал:

— Давай сбегаем к Семену — адрес его есть — и скажем, пусть нас возьмут в рабочую гвардию. Из тех винтовок, что они взяли, две нашими должны считаться. Иначе — нечестно.

— Не возьмут, — уныло отозвался Петя. — Прогонят…

Что же делать? Юра лег поскорее в постель, чтобы не думать. Но, хотя он и накрыл ухо подушкой, в голову лезли мысли одна другой страшнее.

Вдруг Гога задумает содрать с него, живого, кожу, как турецкий султан с запорожца Байды? Гога — он, когда разозлится, не разбирает, что можно, чего нельзя. Тогда на катке ведь он чуть было не застрелил Тимиша.

Новую казнь Юра придумать не успел. Высунув голову из-под подушки, так как стало трудно дышать, он услышал молитвенный шепот Святоши. Коля стоял на коленях на полу около кровати и, устремив взор на иконку, висевшую на железной спинке кровати, над подушкой, бил поклон за поклоном и шептал:

— Отче, прости мне слабость мою, отпусти прегрешения против ближних!..

Когда Юра утром рассказал об этом Пете, тот согласился, что Святоша, видимо, хочет наябедничать. Надо следить! И они весь день сторожили: Петя — Колю, а Юра — Гогу, потому что ябедничать Коля, конечно, пойдет к Бродскому.

Вечером Гога странно подмигнул Бергу и вышел из зала. Зачем он подмигивает? Юра насторожился и выскользнул за ним в коридор. Вдали слышались шаги. Куда же он идет? Странно… Юра на цыпочках пробежал за ним, притаился между шкафами, высунул голову. Темная фигура исчезла в дверях черного хода. Вот так дело! Шаги говорят, что Гога идет не вниз, во двор, а наверх. Зачем?

Юра осторожно выглянул на лестницу. Вверху звякнуло, железо. Он неслышно взбежал по лестнице на самый верх к чердаку. Люк чердака был открыт…