— Джо Кокер. Нравится?
— Мне все у тебя нравится… И ты нравишься…
Кастет полез за сигаретами.
— А я, может, специально все делаю, чтобы тебе понравится. Я, может, охомутать тебя хочу! — Светлана говорила веселым, шутливым голосом, но глаза и лицо были грустными.
Она потушила только что начатую сигарету, тут же взяла новую и сказала:
— Спрашивай, ты же спросить что-то хочешь.
— А можно мне кофе? — спросил Кастет.
Светлана встала, потянулась за банкой кофе, достала кофемолку. Была она не в том, не вчерашнем халате, а в каком-то полупрозрачном творении, названия которого Кастет не знал, но чувствовал, что, если бы она расхаживала перед ним просто голой, это возбуждало бы его меньше. Длины халата хватало только на то, чтобы с трудом прикрыть ягодицы. Под тонкой гладкой кожей ног угадывалось движение мышц.
— Чего замолчал? — спросила Света, прекрасно понимая причину Костюкова молчания.
— Гламур, — не думая, выдохнул Кастет.
— Во-во, гламур, — согласилась Светлана, — а ты хоть знаешь, что это означает?
Кастет помотал головой. Как подросток, стыдящийся своего возбуждения, он нагнулся вперед, вцепившись в край стола.
— А означает это «колдовство», «очарование» и так далее. В общем, шик, блеск, красота… Я ж училка, мой юный друг. Английского языка училка. И французского…
Светлана присела перед ним на корточки, упершись круглыми загорелыми коленками в Лехины ноги, заглянула ему в глаза.
— Кстати, о французском.о Может, ты трахнуться хочешь, может, тебе невтерпеж, так давай… у меня, правда, месячные, но есть, знаешь ли, варианты…
Кастет помотал головой.
— Не сейчас. Давай поговорим.
— Давай. Ты вчера уже мялся, не знал, с чего начать. Пришел сам не свой, колбасу всю сожрал и спать завалился. Ты ж не спать ко мне приехал и не трахаться, значит, дело ко мне имеешь. Давай, говори.
— Ты мне поможешь? — неожиданно спросил Кастет.
— Помогу, — сразу согласилась Светлана, — если не страшно и если думать не надо. У меня, знаешь ли, два слабых места — передок и голова. Одно работает хорошо, другое — плохо.
Кастет замялся, говорить Светлане о своих делах или не говорить, впутывать совсем незнакомую бабу непонятно во что, скорей всего с кровью и смертью связанное, или, пока не поздно, отшутиться, трахнуть по-скорому и бежать. Бумажку с адресом-телефоном выкинуть, а кончится это все — жениться на Леночке и… Мысль о Леночке показалась ему пресной, как диетический стол в госпитальной столовке. Он поднял голову, увидел внимательные, умные Светкины глаза, словно читающие его мысли, и решился.
— Тут такое дело приключилось, Света… В общем, ты квартиру мою помнишь? Ну, где мы… Я в Москву уезжал, на пару дней, друзьям своим от квартиры ключи оставил, с ремонтом мне помочь. Приезжаю, друзей моих нет, девчонка знакомая сказала, что… Похоже, убили их. Что там на квартире случилось, не знаю… Я ведь к тебе просто ночь переспать приехал, о сексе и не думал, не до того было. Ты уж извини… Сегодня разбираться буду… Друзья… Понимаешь, у меня нет других таких, двое их было и обоих, наверное, нет уже, и получается — из-за меня. Если бы не попросил с этим ремонтом долбаным, ничего б и не было, а теперь…
Светлана поднялась с корточек, взяла сигареты, прикурила от смешной, в виде зайца, зажигалки и отошла к окну.
— Плохи твои дела, Лешенька. И мои — тоже. Не жильцы мы с тобой на этом свете.
Светлана говорила не поворачиваясь, в окно, чужим, бесстрастным голосом: