"Не сейчас, конечно, — думал он, уставясь в оконце на двери, — не на чахлую стипендию, но обязательно как-нибудь потом. Когда кончу академию, получу диплом, обзаведусь собственной практикой… Бог даст, графиня Н. станет первой настоящей пациенткой, а вдруг — постоянной! Тогда успех пожалуй гарантирован, ведь мало какой начинающий врач может мечтать о рекомендациях от столь титулованной особы!"
— А что графиня? Хороша собой? — отвлёкся он от созерцания густой молочной каши за стеклом.
Его попутчик от неожиданности хрюкнул в жиденькие усы и посмотрел искоса, забавляясь.
— А ты, друг мой, лечить её едешь или сразу свататься?
— Ну чего ты сразу? Я просто спросил, для поддержания беседы. Хотя согласись, приятную особу лечить всяко интереснее, чем какую-нибудь престарелую калошу!
— Соглашусь, соглашусь. Сам всё знаю, через нас какие только пациенты не проходят. Мы же не школа медицинской хирургии, не только усопших старух из богаделен режем, бывают на наших столах и молодые особы, и знатные.
Константин после непродолжительного раздумья хлопнул себя по лбу.
— Прости, я, похоже, какую-то ерунду ляпнул. Ты же говорил вчера, что сам в академии, вот я и решил, что учишься на лечебной кафедре…
— Нет, — Николай растянул тонкие губы в улыбке, довольный оплошностью собеседника. — Я уж пять лет как не студент, а в академии я работаю. Старшим лаборантом на кафедре танатологии.
Константин, с начала поездки державшийся с попутчиком запанибрата, окончательно растерялся. Николай, увидев это, решил не смущать студента сверх меры и вернул разговор по-простому к теме.
— Настасья Филипповна действительно хороша собой. Ну, на мой вкус это несомненно, а тебе — как уж глянется. Если бы ещё жила не в глухомани! По картам-то, оно конечно считается, что здесь ещё городская черта, но лишь потому, что сам император при закладке столицы определил, что де быть граду от сих до сих пор. А на деле шутят про здешние места, что споткнись на дороге — и не знаешь, то ли о чухонскую кочку нос расшибëшь, то ли карельской сосной камзол раздерëшь. Глушь болотная, иначе и не сказать, на пять вёрст ни души. Вот выбиралась бы Настасья Филипповна хоть иногда в свет, непременно петербургские щëголи строились бы под её окнами в очереди.
— Что, молода? Богата? Завидная невеста?
— Не молода, по пачпорту ей уж за тридцать, но весьма следит за собой и выглядит куда лучше многих столичных кокеток. А что до состояния… Её прабабка в свои годы основала под Москвой пороховой завод, а годы её тоже пришлись на ту самую пору, при их императорском величестве Петре Алексеевиче. Не прогадала старая, ей-богу, производство до сих прибыльное! Да и здесь, в имении у Н. немало артелей поставлено: торф режут, селитру сушат, щёлок варят, да много чего ещё. Поставки всё больше по оборонному ведомству, так что сам понимаешь, не на бобах сидит.
— Ну тогда я совсем в толк не возьму, какая ей от меня, студента польза? С её-то положением, могла бы любого профессора заполучить, только позови. Да и потом, неужели не имеет фамильного врача? Я вчера на вас… на тебя думал, а теперь понимаю, что профиль…
Николай расхохотался.
— Да уж, профиль у меня не под те услуги. Скажем так, у нас с графиней иной интерес, не медицинского свойства.
— Личного?
— Если ты об амурных потугах, то будь спокоен, я к выбору Настасьи Филлиповны отнесусь спокойно, случись интрига — перчатку к твоим ногам бросать не стану.
— Да нет, я и не думал… Да не смейся же ты! Я не то, чтобы против, но право, где я и где Н.? Это как-то даже неприлично. Просто понять хочу, чем бы мог ей услужить? Врач — не врач, студент без диплома, вот и странно мне, понимаешь?
— Понимаю, понимаю. Что ж, действительно, фамильный доктор у Н. имеется. Заслуженный отставной поручик, я вас познакомлю. Только стар он, в науках костен, с обязанностями своими последнее время справляется через пень-колоду. Вот и решила Настасья Филипповна другого целителя призвать, посоветоваться. Для составления, как у вас на лекарской кафедре говорят, второго мнения.
Услышав это нелепое "целитель", Константин ещё более подобрался. Не любил он такое обращение, слово это как бы отделяло его от славной профессии врача и причисляло к обычным ярмарочным прощелыгам, что заговаривают бородавки и лечат заячью губу болотной плесенью. К тому же, в памяти ещё свеж был случай со студентом старшего курса, который прошлой осенью на пьяный спор объявил себя во всеуслышание целителем и взялся по случаю пользовать от сглаза юную сироту, проживавшую в доме мелкого столичного купчишки.
Дело там было изначально безвыигрышное. Приличные доктора за него не брались, им с первого взгляда становилось понятно, что на этом свете бедняжка не задержится. Но студента словно бес за язык тянул. Он костерил почëм зря лучших столичных профессоров и настаивал, что любой недуг исцелим, если пациент искренне верит в господа бога и высшие силы.