Первый курс

Я очень рад, что мы с Надей не одни путешествуем, а с Митей. Во-первых, это была его идея, и, кажется, не смотря на шуточные жалобы папе, как трудно «нянчиться с детьми», он довольно весело проводит с нами время. Наде больше всего нравится, что он никогда не жмётся и не занудствует, если речь заходит о том, чтобы купить нам выпить что-нибудь покрепче газировки. Я и то проявляю больше беспокойства по этому поводу – что-то слишком налегает она на алкоголь. Но Митя уверен, что в Москве, когда обычный образ жизни восстановится, это у неё пройдёт. Что ж, будем надеяться, окончательно она не сопьётся. В первые дни в Париже я и сам накачивался под завязку коктейлями и шампанским, но быстро выяснил – не помогает это, ни успокоиться, ни забыться. В пьяном виде всё острее чувствуешь и больше переживаешь, жаль себя становится до слёз, а на утро башка квадратная. Если кусочек мозга отрезать, как папа рассказывал, тогда, наверное, выйдет из головы то, что перед самым отъездом произошло. Как теперь жить с этим? Хоть домой не возвращайся.

– Колюнь! Ты чего? Опять? Прекрати сейчас же! Думай о другом, в окошко, вон, смотри, красота какая!

– Не могу я, Митя, как вспомню, так просто... просто не знаю, как быть.

– Папа с тобой разговаривал?

– Разговаривал. – Угрюмо подтвердил я.

– Ну? Объяснил он тебе, что хотел как лучше? Знаешь, прекрасно, что у него с сердцем. А оно ещё и за тебя болит.

– Его я понимаю. Мне-то как дальше?

– Живи, как жил, само всё наладится.

Легко ему говорить. А я с ума схожу. Главное такие вещи всегда как обухом по голове. Как почувствуешь себя легко и счастливо, расслабишься беззаботно – и на тебе! Нет проблем, парнишка? Сейчас подгоним...

Мы с Ярославом о чувствах больше ни слова не сказали. Зачем? И так всё ясно. Но он не только к отцу стал приезжать, а и ко мне специально. Мотоциклом управлять решил у него учиться. Он с удовольствием. Благо оттепель, почти весна. Я такой счастливый был, косуху с Митей ездили покупать и сапоги специальные, а шлем Ярослав мне презентовал – супер классный. Уезжать не хотелось, только жизнь, можно сказать, наладилась. Но перед Надей неудобно было идти на попятный, и перед папой, он уже все билеты и гостиницы нам оплатил, и где-то там договорился, чтобы Наде документы поскорей оформили. Про Митю и говорить нечего, как его разочаруешь? Он папу одного не хотел бросать, а путешествие, для него, поэта, как воздух необходимо. Ярослав утешил меня, уговорил: «Ты прямо ехать за пару раз научишься, а потом вернёшься – будешь практиковаться, сколько душе угодно. Отец позволит – свою такую лошадку заведёшь. Вместе выберем».

И вот уже два дня оставалось, или три, не очень хорошо помню, потому, что слились они у меня в один комок и тяжело легли на душу. Поджидал я друга своего с нетерпением, с утра у ворот отирался. Часов около десяти открылись ворота, но не мотоцикл, а машина въехала. Ладно, ещё, значит, подождём, на машину эту ноль внимания, мало ли кто тут ездит и зачем. Случайно голову в сторону дома повернул, смотрю – из тачки той Ярослав выходит, перешёл на другую сторону, дверь кому-то открыл. Видно их плоховато было, далеко довольно наше крыльцо от ворот, и умом я не понял сразу, кого он привёз, женщину какую-то, мало ли, опять же женщин. Но сердце почему-то заколотилось тревожно. Набрал ему на трубку.

– Мы что сегодня не катаемся?

– Почему? Подъеду часика в четыре, годится?

– Ладно.

– А ты вообще где?

– Да вот, гулял тут, тебя поджидал.

– Окей, у меня пока дела, давай попозже увидимся.

Побрёл потихонечку к дому, всё ещё ни сном ни духом. И тут охранник наш один, Сергей, со всех ног ко мне подбегает, запыхался даже.

– Николай! Отец велел тебе идти в свою комнату и ждать его там, не выходить никуда.

Я кивнул ему, спорить не стал. А смысл?! С посторонним человеком. Но так как папа ничего подобного раньше мне не «велел», то я сообщение это мимо ушей пропустил. То есть, в принципе, в свою комнату пойти мне ничего не стоило, и подмерзать уже начал на улице, но Митя с Шариком вышли как раз, я их побежал догонять. Погуляли с собакой полчасика, Митя мне стихи почитал, новые свои и питерского поэта Пурина, побрели потихоньку к дому. Ярослава машина, заметили, как отъезжает. Я ещё подумал, бедный Ярослав, что он будет мотаться туда-сюда ради моего развлечения? Набрал опять ему, сказать, чтоб не возвращался больше сегодня. Вдруг папа из окна кабинета высунулся, кричит:

– Митя, Коля! Домой идите, быстро.

Ярослав говорит в трубку:

– Чего скажешь?

А на ходу из его машины вылетает женщина. Упала прямо на асфальт, вскочила моментально, двумя руками упершись о землю, к нам побежала.

– Николай! – Кричит отчаянно папа.

А я её уже узнал – та самая, что плакала по телевизору. Подбежала, обняла меня, целует и слезами обливается.

– Сыночек мой, родной сыночек!

Шарик зашёлся визгливым лаем, потом затих, Митя на руки его, наверное, взял, я не видел, только на неё смотрел. Потом Ярослав подошёл:

– Марина, мы же вас просили...