— Они проявились — тыкнулись в цитадель с докладом, а она заперта, — утешил меня Ряха. — Пока ждали, что начальство проснётся, — рассвело. А потом с ними поговорили. Часть денег, что мы из налоговой вынесли, пойдёт им. Всё нормально.
К полудню власть Ряхи в городе окончательно утвердилась, — все заинтересованные в этом вопросе стороны как-то враз поняли, что давно хотели жить в независимом королевстве, и дружно удивлялись, почему эта гениальная мысль не пришла к ним раньше.
Пока Ряха утрясал организационные вопросы, я бродила по цитадели. Искала красивую штору ему на мантию, решив, что негоже отступать от наметившейся традиции пускать парадные шторы на иные цели, нежели чем банальное украшение окон.
Мне опять было тоскливо.
Авантюра блистательно удалась: это-то и раздражало больше всего. Это было полным провалом моего плана. В глубине души я надеялась, что нам с Ряхой на его пути к трону всеми способами постараются шеи свернуть, и когда жизнь моя опять окажется опасно близкой к краю, я снова увижу золотого дракона. Ну хоть на минуточку…
Не получилось.
Власть упала в Ряхины руки с такой готовностью, что даже зло брало. Ни одной серьезной стычки, ничего!
Кончились мои печальные раздумья тем, что я уселась на одном из широких мраморных подоконников, украшавших здешние окна, и, глядя на заснеженные горы, горько разревелась.
Тут меня Ряха и нашёл.
— Что с тобой? — перепугался он.
— Ряха, я не нужна дракону… — прорвало меня. — Совсем-совсем не нужна…
— Да не бери в голову, — посоветовал Ряха, тоже глядя на вершины гор, словно видел там что-то своё. — Что, твоей сестре я нужен? Никаким боком. Держи нос выше и всё будет путём. Пойдём-ка лучше, я тут наконец-то, одну стоящую вещь нашёл: кухню. Пирогов сейчас горячих наедимся… — увидишь, насколько всё радостней будет!
Через три дня я короновала Ряху на беломраморных ступеньках его нового дворца.
Площадь была запружена народом так плотно, что между людьми, стоящими вплотную друг к другу, ладонь просунуть было невозможно.
На нижней ступени застыли горцы, с которыми Ряха появился здесь.
Штору мы отыскали роскошную, бархатную, на подкладке. Мантия из неё вышла что надо, волочилась за Ряхой по мрамору — любо-дорого посмотреть!
Корону для себя Ряха сделал сам, не устраивая из этого особых проблем. Нашёл где-то медную полосу, согнул по размеру головы, к налобной части прикрепил несколько драгоценных камней, позаимствованных из городской казны, — получилась грубоватая, но удивительно подходящая к Ряхе вещь.
Этот-то обруч с самоцветами я и надела на него, объявив на всю площадь:
— Короную тебя и нарекаю тронным именем Ряха Первый и Непобедимый! Отныне и вовеки веков!
Вот так Ряха обручился с городом у моря.
Глава двадцать шестая
ПОСЛЕ КОРОНАЦИИ
На следующий день после коронации у пристани меня ждал корабль, идущий в Ракушку.
— Как хоть город твой называется? — поинтересовалась я у Ряхи на прощание.
— Рыбница, — ухмыльнулся Ряха. — Знамя было прямо говорящим.
Он вынул из-за голенища сапога скатанное в трубочку и туго перевязанное письмо.
— На, передашь там.
— Угу.
В Ракушке меня не ждали: я никак не сообщила о том, что жива и скоро буду, потому что значительно проще было добраться до дома в натуральном виде и тогда уж ответить на все вопросы.
Погода была ненастная, для этого времени года нехарактерная. Когда корабль подошёл к острову, Сопи-гора утопала в разбухших от дождя тучах. Косой дождь полосовал и море, и землю.
Вещей у меня не было, из одежды — лишь легионерский костюм, что на мне.
Нет, вру, одна вещь была: медный чайник. Я его забрала, посчитав, что Ряха теперь и без него не обеднеет, его зазнобе без чайника будет грустно, но терпимо, а мне память. И вообще, как честный человек, Ряха должен вернуть своей заботливой подружке новый чайник, золотой. Чтобы другая, вредная, все бы локти с досады искусала.
Держа в руке начищенный до блеска чайник, я спустилась на мокрую пристань Ракушки.
Она была пустынна. Лишь кто-то упрямый застыл под огромным грибом-зонтом, поджидая пришедший корабль. А может, и не корабль.
Когда я проходила мимо, зонт приподнялся, и я увидела под ним Профессора, нахохленного, точно мокрый воробей под стрехой.
— Здравствуй, душа моя! — улыбнулся Профессор. — Давно тебя жду, закоченел весь. Промозгло и ветрено сегодня на удивление. Прячься под зонт, пока совсем не вымокла.
— Откуда? — лишь устало спросила я.
— Слухами земля полнится, — накрыл меня зонтом Профессор. — Ты оставила в Огрызке зачётку. Держи.
Я взяла зачётку, поставила чайник на землю и раскрыла её.
Оценка за преддипломную практику была выставлена. Рядом с оценкой — витиеватая роспись Профессора. Были выставлены оценки и за диплом, и за два выпускных экзамена. Витиеватая роспись Профессора и еще две, мне незнакомых, резких и угловатых.
Я вопросительно подняла глаза.
— Да, да, душа моя, — подтвердил, ежась из-за забрасываемых ветром под зонт капель, Профессор. — Твои глаза тебя не обманывают.
— За что? — поинтересовалась я.
— Ты хорошо прошла практику.
— А моя дипломная работа?