Первый и непобедимый

Профессор, уютно расположившийся в уголке, поглядывал в окно на ночной Отстойник и вспоминал, как пятьдесят лет назад он строил лодку на верфях Второй Гавани, намереваясь достичь на ней края мира на летних каникулах и тем навсегда прославиться.

Град правил лошадьми и, похоже, что-то напевал.

— Так ваше намерение исполнилось? — спросил Рассвет, чтобы не уснуть от детальной характеристики каждой доски, выбранной Профессором для столь важного дела.

— К сожалению, нет, — зевнул Профессор. — Занимаясь кораблестроительством и мечтая о подвигах, я как-то совершенно запустил занятия, и в результате летнюю сессию не сдал. Вместо морского плавания пришлось хвост прижать и сдавать хвосты. Так и не достроил мою красавицу.

— Ничего, — ворчливо сказал Рассвет. — Зато теперь ваша мечта осуществилась: край мира — здесь. И мы в этой помойке по уши…

— Погоди-ка, — вдруг высунул голову в окно экипажа Профессор. — Огрызок горит!!!

К счастью, горело не само здание представительства, а постройки во дворе. Град, забывший про пение, мигом взбодрил лошадей, и мы понеслись, выбивая колесами искры из мостовой.

Полыхала конюшня, — и без заклинания здесь не обошлось. Пока мы развлекались, тот, кого упустили у складов, выманив нас на пожар таможни, запалил и наши тылы. То ли в качестве предупреждения нам, то ли в качестве утешения себе, но суть от этого не менялась.

Лёд, которому так и не удалось досмотреть свой сладкий сон, успел вывести лошадей из конюшни, но и ему, и лошадям досталось, как тогда плеши посыльного, упокой Медбрат его душу.

К заклинанию мы прибегать не стали, затушили водой из колодца, там и тушить было уже нечего, почти всё сгорело.

Лёд обгорел сильно, сообразив, что Огрызок в огне, он вылетел из кровати практически раздетым, и на спину его сейчас смотреть было страшно. Профессор и Рассвет отвели, а точнее, отнесли его наверх и уложили в постель, спиной вверх.

Я стала осторожно протирать кожу вокруг ожоговых пузырей неразбавленной слезой Медбрата.

— Да уж, — хмыкнул Лёд, дёргая щекой, потому что когда возбуждение спало, пришла дикая боль. — Даже если те девочки во сне меня и дождутся, вряд ли в таком виде я представляю для них хоть какой-то интерес.

— Давай я тебе снотворного дам, — предложила я. — Чтобы угрызениями совести перед дамами не мучиться. Будешь спать без задних ног, без хвоста и без всяких сновидений.

— Не знаю, стоит ли… — засомневался Лёд.

— Смотри сам, — пожала плечами я. — А только когда счёт мне руки подпалил, — я всю ночь не спала, жизнь свою вспоминала.

— Ну и как воспоминания? — подмигнул Лёд, оставаясь даже в таком состоянии самим собой.

— И не спрашивай! — отмахнулась я. — Душераздирающие. Лучше бы и не вспоминала.

— Тогда давай! — решил Лёд. — В моей жизни есть моменты, которые я добровольно вспоминать не хочу.

— У кого их нет… — пробурчала я. — Потерпи, сейчас принесу.

Профессор, Рассвет и Град занимались ранеными лошадьми.

А потом сели подсчитывать убытки.

Убытки были весьма впечатляющи: сгорело сено, сгорел овёс. А сейчас, весной, когда до плодородного лета еще жить и жить, всё это стоит втридорога. Каменный остов конюшни остался, но всё деревянное внутреннее убранство выгорело. Когда кони оправятся от ожога — непонятно. Решили отвести их к нашему кучеру: у него во дворе и стойла свободные найдутся, и в лечении лошадей он больше понимает, чем мы. Во всяком случае, с коновалом объяснится на его языке и друг друга они поймут.

— Мы лишь одна далекая ячейка целой сети, — сказал Профессор в итоге. — Поэтому нам в чем-то труднее, но в чем-то и легче, чем живущим здесь. Другое хозяйство от такого ущерба ох не скоро бы оправилось. А это значит, что тактика поджигателя чрезвычайно эффективна. Выводов из пожара на складах он не сделал и продолжает работать на устрашение.

* * *

На следующий день до обеда я возилась на кухне, варила для Льда всякие отвары по рецепту, выданному лекарем, которого вытащили из постели, как только рассвело.

Рассвет и Град опять исчезли, что-то никак не получалось у них поймать этого гада.

А после обеда я побежала к Ряхе. Его подготовка к турниру и меня зацепила, было интересно, чем он занимается сегодня.

По всей полянке были раскиданы камни из Ряхиной коллекции тяжестей.

А сам невозмутимый Ряха истязал себя очень изуверским способом: избавлялся от волос на теле. Просто вырывал их пальцами, словно это была сорная трава на грядке.

— Великий Медбрат! — охнула я, когда увидела всё это. — Ты с ума сошёл?

— Вы горели? — даже не прореагировал на мой вопль спокойный, как скала, Ряха, продолжая выдирать волосы пучками.

— Мы, — подтвердила я. — Сначала таможня загорелась, мы поехали смотреть, а домой вернулись, — наша конюшня полыхает.

— Плохо, — поморщился Ряха.

Не знаю, от чего поморщился: от того, что больно дернул, или от того, что наша конюшня сгорела.

— А зачем ты волосы удаляешь? — спросила я.

— Ну, во-первых, так мышцы лучше видны, а во-вторых, маслом перед боем удобнее натираться, — объяснил Ряха, стряхивая остатки своей собственной растительности с пальцев.