Первый арест. Возвращение в Бухарест

— Статья… — сказал я. — Они хотели сорвать мою статью…

— А это что? — обратил он внимание на мою разорванную косоворотку. — Это ты получил гонорар за статью?

Все рассмеялись. Мне тоже стало весело. Пожалуй, он прав! Я получил свой первый гонорар — две пощечины и разорванная рубашка. И первый урок: в студенческом мире царят не только беззаботность и веселое товарищество шпалтизма…

МИНИСТР — ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ!

Министр, которому я привез письмо от его партийного единомышленника, доброго уездного аптекаря, жил «на шоссе». Так назывался аристократический район Бухареста, примыкающий к «шоссе Киселева» — широкой асфальтированной ленте, протянутой среди сплошного массива зелени и деревьев. Улочки этого района поразили меня разнообразием особняков, построенных во всех мыслимых архитектурных стилях, жарким блеском цветов, высаженных на тротуарах, отсутствием пешеходов и обилием постовых в парадной форме, томящихся от безделья на всех перекрестках. Здесь был особый мир, тихий, пристойный, — даже уличным торговцам воспрещалось здесь рекламировать свои товары, — и очень чистый, с аккуратно подметенным асфальтом и влажным, пахучим воздухом от маслянистой зелени и свежеполитых цветочных клумб. Кое-где у ворот стояли уютные застекленные будки — в них сидели полицейские, еще более важные и скучающие, чем постовые на перекрестках. Часть будок пустовала, но по всему было видно, что хозяева содержат их в полной готовности и отнюдь не потеряли надежды вновь получить высокую должность, дающую право иметь своего полицейского у ворот.

Когда я наконец разыскал дом моего министра, полицейского там не оказалось. Не было даже будки: очевидно, Константин Рогожану только «субсекретар де стат» — товарищ министра. Я вспомнил, как Литвин беспокоился, сумею ли я достаточно учтиво ему улыбаться, и подумал, что у министров, очевидно, такие же нравы, как у провинциальных полицейских подкомиссаров, обожающих, когда их называют «господин комиссар». Но я ошибался.

Все произошло совсем не так, как я ожидал. Хорошенькая горничная с черными смеющимися глазами, узнав, откуда я приехал, немедленно провела меня из пышной прихожей, украшенной оленьими рогами, в кабинет, отделанный в строгом, деловом стиле. Я знал, что Рогожану по профессии адвокат. Но только здесь, в его кабинете, я получил некоторое представление о том, насколько сложны и запутанны пути правосудия. В дубовых шкафах поблескивали кожей и золотым тиснением огромные фолианты — собрания румынской юриспруденции; на отдельных полках красовались элегантные тома французской коллекции знаменитых процессов.

Между книжными шкафами — на подставках — стояли гипсовые и бронзовые бюсты знаменитых юристов, а на стенах висели картины, наглядно показывающие всю сложность и значение адвокатского ремесла: богиня Фемида с завязанными глазами держит в руках колеблющиеся весы правосудия, — и литографии, изображающие суды различных эпох. Все это внушало невольное уважение к хозяину кабинета, и я живо представил себе человека с бледным лицом ученого и задумчивыми глазами. Но я снова ошибся. Господин министр Рогожану оказался молодым высоким красавцем с золотисто-ореховой шевелюрой и большими серыми глазами, одетым в великолепный красный халат, статно облегающий его большое, сытое тело. Господин министр весь засиял, увидев меня, точно он давно меня ждал и был счастлив, что я наконец пожаловал. Я попытался было извиниться за то, что явился к нему с утра, но он не дал мне и слова сказать:

— Глупости! Чепуха! Вы не знаете моих убеждений! Обожаю, когда ко мне приезжают из Бессарабии… Ну-ка, садитесь. Нет, нет, вот сюда — здесь будет уютнее. Ленуца! Меня дома нет. Ни для кого на свете. Пока я не закончу дело с господином гимназистом!

Но Ленуца, очевидно, его не услышала. Я еще не успел извлечь из кармана письмо Литвина, как она показалась на пороге, ведя за собой другого посетителя, в очках, робкого и неуверенного, который спотыкался о ковер и не знал, куда девать руки. Увидев его, господин министр снова просиял и заворковал:

— А, господин профессор! Очень рад. Прошу садиться… Нет, нет, вот сюда — здесь вам будет покойнее… Ленуца! Меня дома нет! Ни для кого на свете, пока я не закончу дело с господином профессором…

Профессор, так же как и я, начал с извинений, но министр не слушал:

— Чепуха! Вы не знаете моих убеждений. Обожаю, когда ко мне обращаются профессора! Кстати, мне звонили из канцелярии премьер-министра — вы давно знаете шефа? Со школьной скамьи? Что вы говорите! Великолепно! У вас прошение с собой? Все будет сделано… Никаких благодарностей, это мой долг. Ленуца! Где ты там пропала, Ленуца?..

Ленуца не пропала. Она вводила в кабинет… нового посетителя: маленького человека, сухого, гладко выбритого, с темными колючими глазками. И все началось сначала:

— А, господин Датку! Очень рад. Прошу садиться… Нет, нет, вот сюда — здесь вам будет уютнее…