Хриплые сигналы медною трубою.
Смутное, рябое от конца до края,
Что с тобою, небо голубое?
316
ПРАЗДНИК
Я
Слышу -
Вы славите будни,
Прекрасные, ясные будни,
Но
Пусть буду я безрассуден,
А славить не стану я буден.
Ведь все-таки жизнь моя — праздни
Хоть грозный, а все-таки праздник.
Я буден не узник, не я им союзник,
А жизнь моя — праздник.
Всегда он в заботе,
Всегда он в работе,
А все-таки праздник.
Да, именно праздник!
Всегда неспокойный.
Сегодня он знойный,
А завтра — морозный.
А все-таки — праздник,
Великий и грозный!
317
КОРЕНЬ ЗЛА
Вот он корень,
Корень зла!
Ох, и черен
Корень зла!
Как он нелицеприятно
Смотрит с круглого стола,
Этот самый корень зла!
— Надо сжечь его дотла,
Чтоб исчез он безвозвратно!
— Ну, а если не поможет,
И опасность лишь умножит
Ядовитая зола?
Побоялись уничтожить!
И опять колокола
Бьют тревожно и набатно,
И скорбей не подытожить,
И отрава садит пятна
На болящие тела.
Неужели же обратно
Закопают
Корень зла?
318
ДРЕМА ЛУГОВАЯ
Господи Иисусе, чудно под Москвой,
В Рузе и в Тарусе, в дреме луговой!
Дрема луговая! Это к ней вчера,
Не переставая, липла мошкара.
Сока из надлома не дал бледный хвощ.
Чувствовала дрема: утром будет дождь!
То-то белокрыльник вовсе изнемог!
Будет в серый пыльник кутаться восток.
Смерчик еле зримый, предрассветно мглист,
Пронесется мимо, как мотоциклист.
Глухо тарарахнет предрассветный гром,
Там, где в гнездах пахнет пухом и пером.
И взлетит от грома
Мошек целый рой,
Как с аэродрома
С дремы луговой!
319
СТАТУЭТКА
Я неловок. Понюхал мимозы иссохшую ветку.
Что торчала из вазы, как бедный придаток стекла,
Но ее я не тронул, а взял и разбил статуэтку —
Не хватил ее об пол, а локтем спихнул со стола.
— Что вы сделали? — закричала хозяйка салона.
Я ответил:
— Подумаешь, что за великий урон!
Обожженная глина являла собой не Солона,
Не Перикла, не Брута, а это скорее — Нерон.
Он мозолил глаза мне. И вы, несмотря на свою
крепкотелость,
Этой жалкой фигурки покорною были рабой.
Я толкнул статуэтку, упала она, разлетелась.
Я разбил статуэтку. Подумаешь, что за разбой!
320
Когда раскапывали Помпею,
Был обнаружен в пепле ряд пустот.
И затруднялись люди, не умея
Какой-то метод, этот или тот.
Тут применить, чтоб разгадать загадку.
Но все же догадались, наконец,
С раствором гипса приготовив кадку,
Лить в дырку гипс, как в формочку свинец.
И этот гипс, заполнив пустоту,
Застыл и принял очертанья тела,
Которое давно уже истлело
В объятьях пепла. И не красоту
Являл тот слепок, а предсмертных мук
Невыразимо горькую картину —
Несчастного помпейского детину,
От глаз не отрывающего рук.
Я видел эту жуткую статую.
Напоминающую о беде.
И если слышу проповедь пустую,
Хоть чью угодно, безразлично где,
И если слушаю пустые строфы
И перед беспредметным полотном,
Я думаю лишь только об одном:
А какоьа причина катастрофы?
Л. Мартынов
321
Отмечали
Вы, схоласты,
Птолемея
Юбилей.
Но дошла к вам
Лет так за сто
Весть, что прав был
Галилей.
Но плечами вы пожали:
Мол, отрекся
Галилей!
Отмечать
Вы продолжали
Птолемея
Юбилей.
322
Что делается
В механике,
И в химии, и в биологии.
Об этом знают лишь избранники,
Но в общем пользуются многие:
Излечиваются хворости.
Впустую сила мышц не тратится...
Но где-то на пределах скорости,
Где бешена частиц сумятица.
Ворочается зверь искусственный;
Ворчит, себе добычи ищет он.
Зверь механический, бесчувственный,
Детально вымерян и высчитан.
Чтоб не пожрал он ваши домики
Со всеми вашими надеждами,
Остерегайтесь быть невеждами
В политике
И в экономике!
21
323
Поскольку мне любая речь понятна,
И только с теми мне не по пути,
Кто, точно в фильме, пущенном обрати
Гремя пооруженьем до зубов
И яростен до белого каленья,
Дошел до геркулесовых столбов
Унылых грез взаимоистреблеиья.
328
Да,
Многое исчезло без следов.
Всего не в силах даже перечесть я:
Освобождаем тело городов
От пыльной паутины проводов,
В которых только путались известья;
И свищут нам ракеты в небесах.
Что дед-пропеллер может и на отдых,
И, словно о фрегатах в парусах,
Мы думаем теперь о пароходах.
Пар! Отпыхтел свое он и уплыл.
И хорошо, и тосковать не станем
О том, что топок антрацитный пыл
Мы заменили внутренним сгораньем.
Уйдет и паровой локомотив
В мир памятников древности печальной.
И мы его, слегка позолотив,
На пьедестал у площади вокзальной
Поставим и решеткой оградим,
И быстро человечество забудет,
Каким на вкус был паровозный дым.
Им лишь романтик упиваться будет.
Но, смутно помня о его судьбе,
Ведь мы-то сами жить не перестанем,
Ведь мы-то не покажемся себе
329
Таким же точно вот воспоминаньем.
Ведь мы, природу недопокорив,
От дела не откажемся устало
И, волосы себе посеребрив,
Не ринемся, кряхтя, на пьедесталы,
Туда, откуда дворник помелом
Клочки афиш сгоняет со ступенек.
Ведь мы-то не окажемся в былом!
Что ты об этом скажешь, современник?
330
ВО-ПЕРВЫХ, ВО-ВТОРЫХ И В-ТРЕТЬИХ
Всего
Еще понять не можем —
Как видно, время не пришло,
И долго мы не подытожим
Всего, что произошло.
И обо всех
Явленьях этих
Твердим казенным языком:
«Во-первых, во-вторых и в-третьих»,
Но даже в случае таком —
Во-первых:
Немы от разлуки,
На колоссальной вышине
Вновь запросились в наши руки
И серп и молот на Луне.
И во-вторых,
Вдруг замаячил
Все резче Марса уголек
И путь туда казаться начал
Не столь далек, не столь далек.