Первородный грех

— Так небесные напевы длиннее, чем «Дорога в ад»? — смеюсь я, думая как бы отец О'Доннелл воспринял эту новость.

Когда я оглядываюсь, Мэтт усмехается мне в ответ.

— Что?

— Помнишь, как мы пытались продать Мэгги соседям? — спросил он. Я рассмеялась над воспоминанием.

— Потому, что мы хотели щенка, и мама велела экономить карманные деньги.

— И мама отправила нас обсудить это с отцом Махони…

— И он сказал, что мы не достаточно ее уговаривали, — закончила я за него.

Он смеялся, переворачивается на спину. Затем поднялся на локтях. Перестав смеяться, но улыбка все еще играла на его лице.

— У отца Махони было верное представление. Небеса устроены не совсем так, как представляют люди.

Я ложусь на спину рядом с ним и смотрю в потолок, прикидывая, как бы все обстояло, если бы Мэтт до сих пор был жив. До того, как Мэри переехала в прошлом месяце я была единственной сестрой, у которой не было соседа по комнате. Даже будучи уверенной, что Мэтт больше не живет в этой комнате, он все равно остается моим лучшим другом.

— Я размышляла о моем Влиянии…

Я затихаю, не зная как продолжить.

— Да, я видел драку в парке на прошлой неделе. Хорошая работа, сестренка.

Он усмехается, и мне хочется его стукнуть.

— Знаешь что? Забудь это.

— Извини, — говорит он, но все еще продолжает улыбаться.

— Так что по этому поводу? — Я глубоко вздыхаю. — Если я превратила Люка в смертного…

Он откатывается обратно, и пихает меня в плечо.

— Все совершают ошибки.

Я слышу сдержанный смех в его голосе и прихожу в ярость. Я сажусь на кровать и впиваюсь в него взглядом.

— Боже, Мэтт! Я говорю о серьезных вещах.

Его глаза распахиваются, и он отстраняется от меня.

— Извини…

— Я хочу, чтобы ты тоже стал смертным, — проболталась я. — Хочу, чтобы ты вернулся.

Его глаза становятся еще шире, и он садится.

Он просто смотрит на меня, и в течение затянувшейся минуты никто из нас не произносит ни слова. Наконец он отмирает и отрицательно качает головой.

— Нет, Фрэнни. Слишком поздно. У меня есть обязанности. — Он резко приближается. — Это важно. И я в любом случае не могу снова стать твоим братом. Став смертным, я буду вынужден начать новую жизнь в другом месте. Сейчас я, по крайней мере, могу быть с тобой. — Улыбка расцветает на его лице. — И быть ангелом — значит иметь определенные преимущества.

Мое сердце сжимается, но я понимаю, что он прав.

— Теперь, когда это осуществимо, ты отказываешься от моей помощи.

— Это не настолько плохо. Я могу все еще дать тебе «влажный испуг», — заявляет он, облизывает палец и прикасается к моему уху.

Я вскакиваю с кровати и хватаю салфетку на тумбочке.

— Эй! Это отвратительно, — возмущаюсь я, стирая его слюну со своего уха.

— Слюна ангела имеет волшебные свойства. Тебе следует сохранить это.

Он указывает на ткань. Я впиваюсь в него взглядам, протягивая салфетку.

— То есть как?

Его лицо выглядит удивленным.

— Я немного приврал.

— Я знала, что ты далеко не ангел! — огрызаюсь я и кидаю салфетку в мусорное ведро, в то время как мама сообщает, что обед готов.

Я усмехаюсь через плечо, и Мэтт исчезает, как только я открываю дверь, чтобы спуститься. Я добираюсь на кухню, где хлопает задняя дверь. Я вижу дедушку.

— Дедушка!

Я подбегаю, чтобы обнять его.

— Моя девочка, — восклицает он, и я замечаю разочарованное лицо Мэгги, поскольку она тоже входит на кухню.

Я всегда была любимицей дедушки, с того времени, как мы с Мэттом пытались помочь ему ремонтировать автомобили — мы были столь малы, что от нас было мало проку. Ни одна из моих сестер не имела желания присоединиться к нам в гараже, так что, когда десять лет тому назад Мэтт умер, в воскресные дни после обедни в гараже были только я и дедушка. Мой автомобиль, голубой кабриолет Мустанг, был одной из наших последних работ.

— Ты починил тот Шелби? — спрашиваю я, ведя его за руку к столу.

— В процессе.

Он выдвигает стул, и садится рядом со мной.

— А его в принципе возможно восстановить?

— Да. Очаровательная леди. Не представляю, как я буду обходиться без тебя, когда ты уедешь в колледж.

— И не вздумай заводить двигатель без нашей помощи.

— Нашей помощи?

Я съеживаюсь.

— Люк обещал встретить нас в твоем доме после церкви.

— Люк хочет прийти, ха? — удивляется он, потирая лысину.

Я протягиваю руку и поправляю его седеющие пряди.

— Если ты не против…?

— Не уверен, что я хотел бы потерять своего лучшего механика.

Выражение моего лица превращается в умоляющую гримасу. Он взрывается откровенным хохотом.

— Как я могу устоять против такой протекции.

— Он и вправду хорош. Ты не пожалеешь об этом.

Его голубые глаза искрятся.

— Посмотрим.

Мама появляется у него за спиной и, вытирая руки о фартук, подходит, чтобы поцеловать его в щеку, прежде чем сесть в конце стола. Она откидывает непослушные светлые волосы назад, прежде чем положить на тарелку цыпленка для дедушки. Наблюдая за ней, я не могу не заметить, как она изменилась за последнюю неделю. Она кажется более живой, поскольку, наконец, отпустила Мэтта. Я ощущаю сердечную боль, понимая, что он находится здесь, и что она могла бы тоже быть с ним. Она вручает дедушке полную тарелку еды.