Первое задание

Долго Виктор не мог заснуть — тревожили воспоминания. То виделась падающая, судорожно взмахивающая большими крыльями, обречённая птица, то появилось разбитое лицо парня с листовками, то слышался тихий, торопливый голос умирающего командира полка: «Не будьте простачками, не ждите у моря погоды — под лежачий камень вода не течёт. Сейчас в мире заварилась такая каша, что человек в нём, как крупинка в полковом котле: убери одну — каши меньше не станет. Но и без копейки рубля не будет. Короче говоря, каждый должен сделать для победы всё, что в его силах».

Ещё вспоминались дом, школа и черноглазая озорная девчонка… Где-то ты теперь, что думаешь обо мне? Люба — Любушка, Любушка-голубушка…

И почему-то вслед за Любой возникла юная переводчица из комендатуры, но не прыгающая и смеющаяся, а серьёзная, со строгим взглядом тёмных, пронизывающих глаз… Легко перехватило дыхание, слеза покатилась по щеке. «Кисель вишнёвый», — глубоко вздохнув, тихо прошептал Виктор и, зябко вздрогнув, решил при первой же возможности убежать в лес, к партизанам. Это решение немного успокоило, и он наконец уснул.

Покушение

— Осмысли, Володя, — сказал командир. — У Тихона отобрали наши листовки, он оказывал сопротивление, а его отпустили. Это могло произойти только в том случае…

— Если Тихона конвоировали честные люди, — продолжил комиссар.

— Не только честные, но смелые и решительные.

— Ваня, кончай меня агитировать. Переходи к делу, — улыбаясь проговорил комиссар. — Этот интересный разговор у нас уже был. Сорвалось у Ерёмина?

— Да, подполью связь с полицейской ротой пока установить не удалось. А дело нужное.

— Надо попробовать самим.

— Володя, как с тобой легко! Всё ты понимаешь, на лету схватываешь.

— Не ухмыляйся и не хитри, — без обиды сказал комиссар.

— Что поделаешь?

— Тихон один знает в лицо ребят, которые его отпустили.

— Ну, и что же предпринять?

— Послать Тихона.

— Этого шалопая?

— Не такой уж он шалопай. Горячий — верно, но других грехов за ним нет.

— Ну, хорошо. А как он их найдёт?

— Подключим тётю Дашу. С Иваном Фёдоровичем я уже договорился.

…И вновь Тихона встретили пустынные, почти безлюдные улицы, мрачные лица горожан с потухшими глазами. Вечером он пришёл на явочную квартиру, в дом тёти Даши — пожилой, но ещё достаточно бойкой женщины, которая работала уборщицей в городской управе. Тихон отдохнул с дороги, подкрепился скудным ужином, и, когда стемнело, вышел в сад подышать воздухом. Полная луна еле-еле просматривалась сквозь высокую облачную завесу. Чистый, прохладный воздух, напоённый запахом заснувших садов и убранных огородов, врывался в грудь, наполнял лёгкие и, казалось, проникал в каждую клетку. В стоявшем неподалёку доме бургомистра вспыхнул яркий электрический свет. Раздался еле слышный металлический скрип — кто-то открыл форточку.

«Тоже кому-то жарко», — подумал Тихон и, сам не зная зачем, пошёл на огонёк по устланному листвой саду.

На фоне мрачного неба два светящихся окна казались сказочными. И вдруг зазвучал рояль. Тихон замер, зачарованный. А звуки крепли, росли, потом затихали и, побеждая слабость, возникали вновь — резкие и тревожные.

Подчиняясь какой-то неодолимой силе, Тихон оказался возле окон. Быстро забравшись на толстый сук яблони, он увидел всю комнату. Играла девушка. Взор её был устремлён вперёд, плечи вздрагивали в такт музыке, и казалось, что она плачет. Бледная и хрупкая, девушка почудилась Тихону воздушной и по-неземному прекрасной. «Ангел небесный», — восхищённо прошептал он и, не отрывая глаз от окна, крепко прижался щекой к гладкому стволу яблони. Девушка перестала играть и, лёгким движением руки убрав упавшие на глаза волосы, подошла к окну.

У Тихона перехватило дыхание, он отрешённо смотрел на это чудо.

Большие, печальные глаза задумчиво устремились через стекло в темноту, прямо на Тихона.

Что-то дрогнуло в нём, сердце сладко сжалось, потом стало жарко и приятно закружилась голова.

Девушка ушла в глубь комнаты, погас свет. А Тихон долго всматривался в окно, надеясь ещё, хоть на миг, увидеть незнакомку…

В дом он вернулся с радостным чувством, будто приобрёл для себя что-то очень редкое и дорогое.

А на другой день тётя Даша уселась с корзиной жареных семечек на скамейку у своих ворот. Торговля шла бойко. За забором, переминаясь с ноги на ногу, стоял Тихон и посматривал в щель. Ему хорошо было видно всех проходящих по дороге. Казармы карательной роты располагались в конце этой улицы, и мимо дома тёти Даши всё время сновали полицейские. Расчёт был прост: Тихон увидит знакомых ребят, подаст сигнал тёте Даше, она подзовёт их к себе и проводит во двор. План этот не был надёжным, но ничего лучшего они придумать не могли.

Медленно и тоскливо тянулось время, с великим трудом день перешагнул через свою середину.