Первое имя

— Что же это они вздумали? Ты разузнал, разобрался?.. Конечно, девочек обижать — самое низкое дело, настоящий парень такого себе никогда не позволит, а все-таки… Где Женя, позови ее.

— Степуша, я тут. Только руки вытру… — откликнулась Женя из столовой, вошла в боковушку, показала братьям обе руки, точно одетые в синие прозрачные перчатки, и пояснила: — Чернильницы вымыла.

Степан посадил Женю к себе на колено и пощекотал ей затылок.

— Рассказывай, егоза-стрекоза, как ты с Паней и Вадиком повздорила?

— Ой, Степуша, совсем-совсем даже не вздорила! — заспешила Женя. — А Вадик бежал мимо, мой мячик ка-ак ударит ногой, потом все веревки на площадке вот так спутал, спутал и за бантики девочек дергал. А Паня меня толкнул, чтобы я упала.

— Видишь какие! — огорчился Степан. — Значит, ни с того ни с сего стали безобразничать?

— Ага! — мотнула головой Женя. — Они глупые барашки.

— Может быть, ты им обидное сказала? — допытывался Степан. — Признайся, Женька, ведь у тебя характерец тоже ой-ой, не сахарный.

— Ничего даже не сказала! — Женя покосилась на Федю и, уткнувшись носом в плечо Степана, шепнула: — Я ничего не сказала, я… только мэкнула Вадьке, как барашек, потому что…

— Эх, ты! — обескураженно воскликнул Федя. — Я же тебе еще в карьере говорил, чтобы ты Вадика не дразнила. А ты опять!

— Я в первый раз после карьера…

— Значит, вы не в первый раз ссоритесь, — сделал вывод Степан. — Ты, Женя, поди еще пополощись, руки отмой как следует.

Когда сестра, виновато оглядываясь на братьев, бочком вышла из комнаты, Степан спросил у Феди, понуро сидевшего на табуретке:

— Что теперь скажешь? Разобраться надо было или нет? Может, не стоило сразу силу свою показывать, а пристыдить всех — и девочек и мальчиков, чтобы не трогали друг друга, не задирали? — Он протянул руку, взял Федю за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза и спросил: — Кто обещал не драться?

— Ну, я… — Взгляд Феди стал виноватым, краска выступила на щеках, но тут же острые искры вспыхнули в глазах, он проговорил тяжело, упрямо: — Только я Паньке спускать больше не стану. Я когда-нибудь его на левую сторону выверну.

— Это за что?

— За всё!.. Думаешь, я не хотел с ним дружить? А он… все время своим батькой хвастается, и Вадьку тоже подзуживает… Просмеивают тебя за то, что ты хочешь, как Пестов, работать, будто ты никогда так не сможешь… Я все равно ему хрустальное яблоко послал, а он отказался. Панька гордый и других унижает.

И Федя замолчал, уставившись в землю.

— Та-ак, значит, идет разговор о моей выработке? — Степан неловко улыбнулся и пошире раскрыл воротник рубахи. — Правду сказать, Федунька, пока хвалиться не могу. Попал я на рудник, где хороших работников полно. Каждый мой промах как на блюдечке красуется, не поспоришь…

Сконфуженный вид Степана перевернул сердце Феди.

Он вскочил, стал рядом со Степаном, крепко прижался к нему плечом.

— А ты сработай как Пестов, даже лучше сработай! — проговорил он, все сильнее нажимая плечом. — Никому не уступай, Степа, слышишь, как на фронте… Ты скорее учись, чтобы Пестова побить, тогда Паньку с Вадькой все засмеют!

— Пестова побить? — переспросил Степан. — Как так Пестова побить?

— Лучше сработаешь — значит, побьешь, — объяснил Федя.

— Да что мы с Григорием Васильевичем деремся, что ли?.. Григорий Васильевич меня учит, своего времени не жалеет. Сегодня опять на моей машине был. А по-твоему, мы вроде как на кулачки срезались, кто кого?

— А если ты лучше его сработаешь, все равно выйдет так, что ты его побьешь, — настаивал Федя уже менее уверенно.

— Как врага на паче сражения? — осведомился Степан.

— Ну… — ухмыльнулся Федя, внезапно выбитый из колеи.

— Видишь, самому смешно стало. Спутал социалистическое соревнование с потасовкой и городишь непонятно что. А ведь ты шестиклассник, кажись.

— А чего Панька хвастается, чего задается!

— Бывает такое у ребят, любят они побахвалиться, — согласился Степан. — Паня хвастун, ну, а ты, между прочим, хочешь Паню в прах повергнуть, перехвастать. Значит, у хвастуна добра набрался.

Ничего не сказав, Федя вышел из боковушки и сел читать. Выглянув в становую, Степан увидел, что брат, подперев голову руками и наморщив лоб, смотрит поверх книги, в пространство.

— Чапай думает? — спросил Степан.

Федя только плечами повел…

Переодевшись, Степан отправился в библиотеку Дворца культуры. С этим можно было бы и повременить, но захотелось пройтись. И медленно, задумчиво шел он вверх по улице Горняков к вершине Касатки. Гора Железная уже знала своего нового работника, знакомые горняки раскланивались с ним, желая доброго вечера, а ребятишки приставали:

— Дяденька, кинь-брось!