Первобытный человек

ФРИДЬЕШ КАРИНТИ ПЕРВОБЫТНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Вечером мне страшно захотелось спать, и я задремал над иллюстрированным изданием «Истории человечества», раскрытым на той самой странице, где в качестве иллюстрации к тексту был помещен рисунок «Первобытный человек». Мне кажется, во сне я уронил книгу; короче говоря, первобытный человек сошел со страницы, и, когда я внезапно очнулся, было уже поздно: он сидел напротив меня, на другом конце стола. Я сразу узнал его по заросшему жесткой щетиной лицу, выпирающим скулам, по дикому блеску глаз и страшным зубам. К тому же в руке его была зажата та самая дубинка, при помощи которой, как установил Дарвин, дикари обычно расправлялись со своими врагами.

Меня, разумеется, охватил страх: как быть, чем защищаться? Я сразу вспомнил о джиу-джицу, уроки которого я брал в американском спортивном клубе, и, дрожа всем телом, я выбросил левую руку вперед («оборонительная стойка, первая позиция»), стукнул изо всех сил своего противника по зубам, затем молниеносно нанес ему удар справа вниз («снова стойка, вторая позиция»), наконец, страшным напряжением сил дал ему в живот, под самый «дых», да так, что дикарь свалился со стула. Ух! Для первой самозащиты, пожалуй, довольно.

— Не тронь меня, ради бога, — взмолился я, трясясь от испуга, и схватился за браунинг. — Не бей меня своей дубинкой!

— Ой, — простонал первобытный, — какое там бить… Я получил от вашей милости такую взбучку, что разогнуться не могу. Для чего вам понадобилось ломать мне кости?. Я только хотел посмотреть… С кем имею честь?.

— Я — культурный человек, — отвечал ему я, — и на мои нервы страшно действует ваш некультурный, дикий вид. Вы кровожадное чудовище, которое ничем, собственно, не отличается от хищных зверей.

— Гм… если судить по поведению…

Я видел по выражению его лица, что он не понимает, о чем я ему говорю, и стыдится себе в этом признаться.

— Я ваш далекий-далекий потомок, — продолжал я, — у меня исчезли все звериные инстинкты, а их место заняло глубокое понимание красоты и высокоразвитое сознание…

— Понятно, но в таком случае… — робко перебил меня первобытный.

— Заткнись, когда я говорю! — заорал я и добавил еще несколько сильных выражений, которым я научился, когда служил под началом капрала Козмаша, считавшего, что грязные новобранцы понимают, чего от них хотят, лишь когда с ними изъясняются зуботычинами.

Первобытный человек замолчал.

— Мы уже далеко ушли от тех мрачных времен, — сообщил я ему, — когда люди пожирали друг друга, словно волки. Давно миновала эпоха господства грубой силы, когда ваш брат доказывал свое превосходство тем, что проламывал дубинкой башку своего врага… Мы не ходим голые, мы бреемся, не то что вы… Не стыдно вам? Как вы можете выходить с таким небритым лицом на улицу? А зубы! Взгляните на ваши зубы! Кошмар!

— Что ж поделаешь… выросли…

— Перестаньте болтать! Вы невоспитанный, безграмотный, темный, невежественный, бессовестный грубиян. Сядьте! Стыдитесь!

— Извините, господин учитель…

— Не извиню! Так нельзя жить, как вы живете. Той стадии развития, на которой находимся мы, можно достичь лишь напряженным трудом, упорной учебой, воспитанием интеллекта и дисциплины. Но вам надо было начинать все это с детства. Мы постоянно самосовершенствуемся, проникаем в глубь законов природы, учимся сами и учим других… Оглянитесь кругом! Видите наш город? На каждой улице школы и научные институты, призванные распространять вокруг свет знания… Осмотрите наши университеты, академии, побывайте в педагогических училищах, в которых приобщается к культуре и науке наша молодежь в возрасте до двадцати лет.

— А после двадцати?.. — робко и почтительно спросил первобытный человек.

— Ну, а после двадцати они, разумеется, попадают в солдаты. Это тоже своего рода институт. Молодежь там тоже проходит основательную подготовку.

— К чему же их там готовят, простите за нескромный вопрос? — уважительно спросил дикарь.

— Вы осел. Как — к чему? Вы даже не знаете, что такое военная служба? Там обучают тому, как убивать своих врагов.

Первобытный человек задумался.

— Если разрешите спросить, — произнес он наконец нерешительно, сколько времени там их учат этому?

— Три года, несчастный!

Первобытный человек снова погрузился в размышление.

— Многовато, — заключил он наконец. — Выходит, мы все-таки интеллектуально более развиты, чем вы. Мы осваиваем эту науку значительно быстрее.

И с этими словами он опустил свою дубинку на мою голову.

Что делать? Раз уж навязался на мою голову этот небритый парень с выпирающими скулами и с дубинкой в руке, точь-в-точь как на рисунке в «Истории человечества», надо что-то с ним делать. Откровенно говоря, мысль о том, чтобы познакомить несчастного дикаря с благами нашей цивилизации, меня все время волновала. Я чувствовал нечто похожее на то, что испытывают молодые отцы, впервые выводя своего ребенка на улицу: наконец-то рядом человек, перед которым можно блеснуть своей эрудицией.

— Ну, — сказал я утром дикарю, — вставай, пойдем погуляем, покажу тебе кое-что.