Первая жертва

– Люди развлекаются любовью, войной, Охотой и другими жестокими играми – чем угодно, лишь бы забыть, что они не автономны, не божественны; что они всего лишь звено в великой цепи бытия, состоящей из людей, амеб, газовых гигантов и прочего. Есть много свидетельств тому, что эгоцентристские, индивидуалистические западные расы испытывают упадок исключительно из-за погрешностей своей философии. Они придают слишком большое значение разуму, который давно уже потерпел крах и, возможно, является тупиком эволюции.

– На что же нам теперь полагаться? – спросил Гарольд.

– Никто не знает, что происходит на самом деле. Вернее, мы знаем, по крайней мере на местах, но не понимаем, что это означает и означает ли что-то вообще. Мы больше не верим в миф о совершенствовании человека. Продолжительность нашей жизни никогда уже не поднимется до показателей столетней давности. Слишком много стронция в наших костях, слишком много цезия в печени. Наши внутренние часы переставлены на более короткие сроки. Наше мышление не видит из этого выхода. Нашу гордость ранит непоправимый ущерб, который мы претерпели. Мы подобны пациенту, который строит планы на будущее, умирая на операционном столе.

– Глубоко, – сказал Гарольд, – но что из этого следует?

– Что это не следует принимать слишком всерьез. Моей аудитории нравятся высокопарные обличения.

– Мне тоже нравится, как вы говорите. Разные странные картины в голове возникают. Я не знал даже, что можно думать, как вы. Для меня это все не существует вообще.

– А что же тогда существует?

Гарольд пораздумал.

– Ну, ты более-менее знаешь, что надо делать, и обдумываешь, как с этим справиться.

– Но ведь есть же в вас то, что следит за этим процессом, комментирует его и, в конце концов, возможно, оспаривает?

– Нет, ничего такого.

– Возможно, вы социопат. Человек, неспособный что-либо чувствовать.

– Это вы зря. Я много чего чувствую, просто чувства у нас с вами разные.

– Возможно, вы просто человек новой формации. – По тону Профессора нельзя было понять, серьезно он говорит или шутит.

– Это да, может быть. Давайте уже поищем какую-нибудь еду.

– Билатеральное раздвоение, – констатировал Профессор. – Слава богу, что вы не злой по природе.

Они шли через бесконечные развалины нефтезавода. Трубы заржавели, бетон на огромных площадках растрескался. Это походило на кладбище гигантских машин. Гарольд представить себе не мог, для чего они использовались и почему их требовалось так много.

Дальше начались дорожные развязки, заросшие теперь травой и даже мелкими деревцами. На шоссе 95 росли пестрые цветочки, как будто некий великан разбил здесь сад с закругленными аллеями.

Перевалив через гряду невысоких зеленых холмов, путники увидели тропу, ведущую через поле к какому-то городку.

– Мейплвуд, – сказал Профессор.

Длинное низкое строение в центре могло вместить сотни, а то и тысячи человек – Гарольд таких ни разу не видывал.

– Супермаркет, – пояснил Профессор, – непременный атрибут прежней американской жизни. То же самое, что атриум для римлян или плаза для испанцев. Место собраний, где ритуально покупают продукты и пытаются завязать романтические отношения с лицами предпочитаемого пола.

– Странно вы смотрите на вещи, Профессор. Давайте поговорим с местными, может, у них что-нибудь съестное найдется.

8

В городе били барабаны, возвещая о появлении чужих. Барабанами, древним сигнальным средством индейцев, пользовались многие изолированные американские городки. Новоявленные племена – белые, цветные и латинские – перенимали у индейцев много всего. У жителей Мейплвуда, большей частью белых, с чувством ритма обстояло неважно, но тревогу они били вполне серьезно.

– Вы пришли как раз к большой потакаве, – известил вышедший навстречу путникам городской вождь.

– Отлично, – сказал Гарольд, – а что это такое?

– Потакава в переводе с индейского – распродажа. В этот день, согласно древним традициям нашего племени, все продается за полцены.

– Вижу, мы и впрямь вовремя.

– Иноземным покупателям мы всегда рады. Вы оказываете нам честь.

– Хорошие, похоже, люди, – сказал Гарольд Профессору, когда их поселили в гостевом доме и накормили местным фирменным блюдом из опоссума, угрей и бамии.

И дом, и комната назывались Кленовыми в соответствии с именем города[4].

– Но это ж сосна, – заметил Гарольд, постучав по деревянной стене.

– Не имеет значения, – ответил Профессор. – Дом может быть построен из любой древесины – главное, что город называется Мейплвуд.

– Век живи – век учись… Что будем делать дальше?

– Думаю, нам полагалось бы что-то купить.

– Да запросто, – сказал Гарольд.

– Купить что-то определенное, иначе они обидятся.

– Настолько, что и убить могут?

– Почему бы и нет, – пожал плечами Профессор. – Жизнь, тем более жизнь чужака, недорого стоит.

– Ну так пойдем и купим, что от нас требуется. Не знаете, что это?

– Ассортимент меняется год от года, – мрачно сказал Профессор.

Как раз в этот момент к ним заглянул вождь.

– Пора идти за покупками, – объявил он с лучезарной улыбкой.