Но никаких картин там не показывают, поскольку пойктесмичи так и не овладели искусством создания кино.
Да и потом, кому здесь ходить в театр? По сути, пойктесмичи являли собой симбиозную расу, но у них не было, что называется, партнера по симбиозу.
– Поэтому вы и оказались здесь? – спросил Хеллман у Даны. – Чтоб жить с ними в симбиозе, в одном из домов?
– О нет, я консультант по дизайну, – ответила девушка. – Они страшно привередливы, особенно когда речь заходит о ковриках и занавесках. И еще импортируют вазы, покупают их у людей. Поскольку изготовление ваз изначально не входит в их программу.
– А когда можно будет встретиться с одним из них?
– Они хотели, чтоб вы сперва пришли в себя.
– Как это мило с их стороны.
– О, не обольщайтесь, у них есть на то свои причины. У пойктесмичей на все имеются свои причины.
Хеллман спросил, что произошло с библиотекарем и Уэйном, ибо считал отныне их обоих своими друзьями. Но Дана или ничего не знала об их судьбе, или же просто не хотела говорить.
Какое-то время Хеллман тревожился о них, но потом подумал, что, пожалуй, нет смысла. Ведь оба его друга сделаны из металла и способны за себя постоять.
Дана рассказала ему о своих друзьях и семье. Все они остались на Зоо-Хилл. Вообще ей не очень нравилось прямо отвечать на вопросы Хеллмана, предпочитала говорить намеками. И еще очень любила вспоминать. Из того, что она говорила, у Хеллмана создалась некая идиллическая картина, примерно так представлял он себе жизнь полинезийцев или хиппи. Люди не перетруждались. У них были сады и поля, но работали на них исключительно роботы. По большей части на такие работы нанимали молодых роботов из городов Ньюстарта. Эти роботы считали, что в человеке есть что-то благородное. Остальные роботы называли их гуманистами. Но чего ожидать от молодых… Все они неисправимые фантазеры!
Хеллман поднялся с постели и принялся бродить по дому. Очень славный и уютный дом. И все в нем было автоматическое. Пойктесмичи, у которых самой природой было заложено самое серьезное и трепетное отношение к дому, делали все исключительно тщательно.
Мало того, они научились предвидеть нужды обитателей дома. Дом готовил для Хеллмана изумительно вкусные и разнообразные блюда. Откуда он брал говядину для ростбифа или же киви, Хеллман не спрашивал.
Знать слишком много здесь считалось дурным тоном.
В каждом доме был собственный, присущий только ему климат, в каждом дворе находился плавательный бассейн. И хотя весь этот рай размещался под землей, специальные лампы обеспечивали почти дневное освещение.
Вскоре Хеллман очень привязался к Дане. Считал ее немного глуповатой, но страшно милой.
В купальнике она выглядела просто сногсшибательно. И не заставил себя ждать момент, когда Хеллман предложил ей заняться, мягко выражаясь, продолжением рода. Дескать, только я и ты, да мы с тобой, малышка, ну и все такое прочее. На что Дана ответила, что она бы с удовольствием, но нет и еще раз нет.
И когда Хеллман спросил почему, она сказала, что обязательно объяснит ему, но как-нибудь в другой раз.
И оба они засмеялись. Хеллману и прежде приходилось выслушивать от женщин нечто подобное. Тем не менее он по-прежнему очень любил Дану, да, похоже, что и сам нравился ей тоже. Хотя, возможно, это объяснялось тем, что он был в Пойктесме единственным мужчиной. Но она утверждала, что дело совсем не в том, что он ей очень и очень нравится, что он совсем не похож на других, что он прилетел с Земли, что эта планета ее всегда необыкновенно привлекала. И что, даже несмотря на то, что жила она на самом, что называется, краю Солнечной системы, всегда мечтала повидать Париж и Нью-Йорк.
Как-то раз Хеллман бесцельно расхаживал по гостиной. Даны не было, она отправилась в одну из своих таинственных поездок. Она никогда не говорила ему, куда едет. Просто улыбалась, немного виновато и одновременно вызывающе, и на все его расспросы отвечала одно: «Узнаешь позже, миленький». Это страшно раздражало Хеллмана, поскольку самому ему ехать было совершенно некуда. К тому же ему казалось, что девушка водит его за нос.
И вот он расхаживал по гостиной и впервые за все время заметил, что в одну из стен встроен телевизор с размером экрана примерно в тридцать дюймов. Может, он видел его и раньше, но как-то не обращал внимания. Хеллман обрадовался. Он очень соскучился по своим любимым шоу.
Он подошел к телевизору. Вроде бы самый обычный с виду телевизор. В нижней части рукоятка. Сгорая от любопытства, он повернул ее. Экран осветился, и на нем возникло лицо какой-то женщины.
– Привет, Хеллман, – сказала она. – Рада, что ты наконец решил побеседовать со мной.
– Я и понятия не имел, что ты там, – сказал Хеллман.
– Но где еще быть духу дома, как не в телеприемнике?
– Так вот, значит, как они выглядят, эти духи…