Первая жена

Лена вспоминала свою поездку в Питер со смешанным чувством. Вроде бы благородный поступок совершила, а с другой стороны, очень тяжелое впечатление осталось. От вида Ивана, от его обреченных глаз, от разговора их немного странного. Рваный разговор какой-то получился. Прыгали с темы на тему. Часто прерывались, молчали. Ему то капельницы ставили, то уколы делали. Он то засыпал, то впадал в забытье. Лена кормила его с ложечки. И хотя ему явно не хотелось есть, он, чтобы не обижать ее, послушно проглатывал предложенную ею еду.

И поначалу ей казалось, что вся их встреча – это так… дань каким-то давним отношениям, просто человеческое уважение, ну и, как это принято говорить, последняя просьба умирающего.

А потом, чуть позже, когда вернулась, когда прошло несколько дней, Лена по-другому переосмыслила весь этот день, и в каком-то новом свете предстал перед ней их странный диалог.

О чем они успели перемолвиться? О прошлых поездках и смешных историях, которые с ними приключались в дороге. Об общих знакомых и родителях, о ее сыне и о его коте. О книге, которую он взял в больницу и никак не осилит, о последних фильмах, которые он успел посмотреть буквально за несколько дней до госпитализации…

Причем, пожалуй, самая большая часть разговора, шла именно о кино. Странно…

Еще о ее теперешней жизни, о его законченных делах, о том, как непросто было разобраться с бумагами, с собственностью, с документами… Надо было все успеть привести в порядок, кое-что переоформить, что-то обновить. О том, что он в прошлом году купил дачу под Питером у самого озера. Красота там неописуемая. Домик не слишком большой, но уютный, милый, очень теплый. Жаль, не успел ее свозить туда. Как жаль!

– Еще съездим! – не подумав, сказала она и осеклась.

– Я-то вряд ли. – Он говорил без горечи. По крайней мере без ярко выраженной тоски, однако она понимала, как тяжело ему дается ее присутствие. И говорить хочется и в то же время устает быстро. И процедур стесняется, но просит не уходить и за руку держит. И целует руку ее непрерывно.

Задал ей неожиданный вопрос:

– Ты замуж-то зачем вышла?

– Что значит «зачем»? – искренне удивилась Лена вопросу. – А зачем вообще люди женятся?

– Слушай, я на общефилософские темы не могу сейчас дискутировать. Я лично про тебя спрашиваю.

Она немного растерялась. Простой вроде бы вопрос, а так с ходу и не ответишь. Сказала честно:

– Устала одна. Захотелось, чтобы кто-то рядом был.

– Ну и что? Довольна?

– Вполне…

– Знаешь, почему-то у меня такое ощущение, что ты себе врешь.

– Иван! О чем ты? В чем я себе вру?

– Давай я скажу тебе, что думаю. Только ты не обижайся. Ладно?

Она поежилась. Почему-то неуютно ей стало от его слов. Ничего себе, поворот сюжета.

– Может, не надо ничего говорить? А? – засомневалась Лена.

– Можно, конечно, и не говорить. Просто боюсь, что другой возможности у меня не будет. Не скажу сейчас, значит, уже не скажу никогда.

– Ну? – она напряглась.

– Ты по-прежнему любишь своего первого мужа. И что бы ты ни делала со своей личной жизнью, на всех твоих усилиях лежит след внутренней боли, который ничем не скрыть…

Она ошарашенно смотрела на него, не в силах произнести ни слова.

– Ты можешь крутить романы, выходить замуж, разводиться, заводить любовников… – продолжал он. – Это ничего не меняет… Знаешь, может, я по себе сужу, но если любовь есть – ничем ты ее не вытравишь… Ну ничем…

Она смотрела на него во все глаза.

– Как ты…? Откуда? С чего ты взял? Мы никогда эту тему не трогали! Почему так? – она вырвала свою руку из его цепких пальцев и нервно отошла к окну.

– Устал я. – Он не ответил на ее вопросы. – Посплю немного. Только ты не уходи. Ладно? Можешь прогуляться, у нас тут территории большая, парк… И возвращайся… Через часок.

Она кивнула. Этого он уже не видел. Закрыл глаза, задремал. А она приложила голову к стеклу и молча заплакала. Боже, как давно она, оказывается, не плакала. Как же душа ее отозвалась на неожиданные слова Ивана. «Неправда это! Неправда!» – повторяла она про себя, понимая, что привычно врет себе…

*

Иван проснулся не через час, а почти через два с половиной. Весь в испарине и будто бы совсем не отдохнувший.

– Попроси у нянечки судно, – смущенно обратился он к Лене.

– Да вот же оно. Я подам.

– Хорошо… Только выйди пока и позови санитарку.

Она вышла, позвала нянечку, та зашла в палату, потом чуть ли не бегом побежала в ординаторскую. Засуетились врачи, медсестры. Лену попросили пока не заходить, посидеть в коридоре.

– Что с ним? – ей все-таки удалось задать вопрос санитарке.

– Ослаб чего-то… Сейчас врачи поправят. Врачи-то у нас хорошие. Не волнуйся, девонька! Посиди, отдохни. А то пойдем, я тебе чайку горяченького налью.

– Нет, спасибо! Я здесь подожду.

– Ну смотри сама. – И она пошла по коридору, повторяя еле-слышно: «Ослаб, бедолага! Ну ничего… сейчас подлечат, поправят…»

После капельницы Ивану стало получше. Лена предложила ему перекусить, но он ничего не хотел.