Первая версия

— Да, буквально два дня назад я получила его из Америки от сестры. Нэнси, когда узнала о смерти Кларка, сразу переслала его мне. Она предполагает, что он может пригодиться для расследования.

— Этот дневник у вас с собой?

— Нет, он у меня в общежитии. Но о нем никто не знает. Просто не может знать. Да к тому же у деда неразборчивый почерк. Если кто-то даже и захочет прочитать, то вряд ли сможет, — засмеялась она.

Я поразился ее непробиваемой наивности. Но с другой стороны...

— Я уже перевела большую часть на русский. Если вам этот дневник может понадобиться, то я сегодня же вечером завершу перевод, а завтра вы могли бы заехать ко мне. За этим дневником. Ну и просто в гости. Идет?

— Идет, — согласился я.

— Пойдемте к пруду, — предложила она. — После этого я направлюсь в общежитие переводить...

Мы шли по той самой тропе, где до нас промчались мальчуган и его бренчащая бабушка. Их мы снова увидели на большой, залитой солнцем поляне. Красные трусы мелькали в горе песка, а бабуля блаженствовала, сидя в тени на поваленной березе в обществе коллег — таких же бабушек.

Миновав поляну, мы спустились ниже по дорожке к искусственному пруду, в форме аппендикса, раскинувшемуся в низине.

— Я не хочу бросать лишнюю тень на Кларка, но я должна вам сообщить о том, что незадолго до смерти, буквально за две недели, дед с ним встречался в Майами. И у них был серьезный разговор. Настолько серьезный, что сразу после этого дед пересмотрел завещание, а дневник спрятал в свой банковский сейф. С очень странным пунктом в завещании — что содержимое этого сейфа переходит во владение Нэнси и Баби Спир только после смерти Нормана Кларка. Видимо, дед ему рассказал о своих подозрениях...

Баби замолчала. Я не смел ее торопить.

Мы стояли над прудом, как Наполеон над полем битвы. На противоположной от нас стороне на покрытом травой холме загорали москвичи. Они мирно лежали на своих подстилках и полотенцах, подставляя солнцу то один, то другой бок.

У самого пруда подростки играли в волейбол, а в пруду плавали утки, собаки и все те же подростки, вылавливая мяч. Пруд давно цвел, поэтому только эти беспечные существа могли позволить себе такую роскошь, как водные процедуры.

Наконец Баби прервала молчание:

— Через две недели дед погиб странной и загадочной смертью. Вы знаете, наверное, — в автомобильной катастрофе на совершенно пустынной дороге. А ехал он, насколько я знаю, на встречу с каким- то русским... Но с кем — неизвестно. Возможно, это был просто провокационный звонок. Чтобы вытащить деда из дома и убить без свидетелей...

Мы долго молчали, словно почтив этим молчанием память Самюэля Спира. Над прудом взлетела утка и, замерев на мгновение в воздухе, вновь нырнула в теплую зеленую воду пруда.

— И вот еще — коллекция Нормана Кларка, — как-то помявшись, заговорила вновь Баби. — Меня это, конечно, меньше всего касается. Но я почему- то чувствую, что все это между собой очень связано: дела фонда, смерть деда, смерть Кларка...

— И смерть Дэвида Ричмонда?

Да, наверное, я его совсем не знала, правда... А о коллекции все в посольстве только и говорили одно время. Причем теперь уже непонятно, пропала она до смерти Кларка или после. Вы в курсе, наверное, что Кларк собирался эту коллекцию русских художников-авангардистов передать Музею частных коллекций в Москве. Но не успел. Акт дарения практически был оформлен, но не осталось в конце концов предмета дарения. Когда после смерти Кларка представители посольства пришли в квартиру Кларка, коллекции там не было. Как корова языком съела.

— Слизала, — поправил я.

Баби благодарно кивнула. Повернув от пруда направо и пройдя сквозь лес по диагонали, мы вышли на другую его сторону. Дома подступали к самой опушке.

— Но что поделаешь со всем этим, — Баби развела руками, — право частной собственности священно. Он мог ведь и продать ее или подарить кому-нибудь? Хотя такая коллекция ведь не иголка? Там были слишком ценные и редкие вещи...

— А не было ли там работ Василия Кандинского?

— Было, две. Одна — ранний натюрморт, вполне еще реалистический, но уже с некоторыми размывами, а вторая — поздний Кандинский, «Вариант Композиции номер семь». Изумительная работа на голубом небесном фоне. Яркие краски, безумные существа, не то микробы, не то каракатицы. Красивая вещь...

— Спасибо, Баби, вы даже представить не можете, как помогли мне.

Мы уже подходили к Институту русского языка.

Договорившись встретиться завтра в шесть часов у входа в общежитие, мы расстались добрыми друзьями.

В 23.30 минут вечера по московскому времени в набор ушла статья под заголовком «День киллера», чтобы к утру москвичи по дороге на службу могли прочитать самые горячие новости в своей любимой газете «Московский комсомолец».

Текст статьи был следующим:

«Казалось бы, наши сограждане уже почти привыкли к ежедневным сообщениям об убийствах, взрывах, кровавых мафиозных разборках. Но день 2 августа даже видавших виды сотрудников милиции и репортеров криминальной хроники привел практически в состояние шока.

Такого количества убийств, пришедшихся на один день, Москва еще не знала.