Г-н Моваль не любил, чтобы к его любезности прибегали слишком часто. Он считал, что раз сделанное одолжение обязывает к вечной благодарности и требует в будущем полной сдержанности. Г-жа Моваль успокоила его:
— Да нет же. Они приглашают нас на обед в будущую среду. На вот, прочти!
Андре трепетно прислушивался. Г-н Моваль отдал письмо жене.
— Что ж? Почему бы нам не поехать? Да, я занят, я знаю… Но какой-нибудь вечер, ведь это не край света. И потом я не прочь поглядеть, как они устроились, эти Нанселли.
— Тогда я отвечу госпоже де Нанселль, что мы согласны. Ведь это в среду…
Г-жа Моваль снова развернула письмо.
— Ах, тут есть постскриптум. До чего я рассеянна. Тебя тоже приглашают, Андре.
Андре покраснел. Этот постскриптум оскорблял его. Он сухо заметил:
— О, у меня экзамен.
Г-н Моваль пожал плечами.
— Твой экзамен… Я настаиваю на том, чтобы ты сопровождал нас, Андре. Я желаю, чтобы ты иногда видался с приличными людьми, а не только с богемой вроде этого Берсена или Древе.
Г-жа Моваль запротестовала:
— Но, Александр, господин де Берсен очень порядочный человек, и бедный Древе мне кажется славным мальчиком.
Г-н Моваль поморщился.
— Возможно, но Андре пойдет с нами. Это решено.
Г-жа Моваль замахала своим письмом.
— А дядя Гюбер? Среда — это его день.
Г-н Моваль ударил по столу.
— Его день, его день… ну и пусть… Не можем мы всем жертвовать ради удобств Гюбера. Его можно предупредить.
Г-н Моваль был сердит на брата. За последним обедом они поссорились. Гюбер становился вспыльчивым и невыносимым.
Г-н Моваль прибавил:
— К тому же он приходит сюда только для Андре, мы не идем в счет… Пусть Андре ему напишет. От него он отлично примет это известие. Ты берешься написать, Андре?
Андре сделал утвердительный знак. Он не слушал того, что сказал его отец. Он думал о г-же де Нанселль. В продолжение целого вечера он будет возле нее. Она будет говорить с ним. Он узнает те близкие ей предметы, которые ее окружают. Ему казалось, что таким образом между ними произойдет решительное сближение, что какая-то часть его самого останется возле нее. Может быть, он теперь займет маленькое место в ее мыслях?
И когда г-н и г-жа Моваль покинули комнату, он долго еще смотрел на оставленный на столе г-жой Моваль конверт, синяя бумага которого казалась ему столь же приятной на вид, как весенний цветок или уголок летнего неба.
XI
Г-жа Моваль кончала одеваться, когда в ее комнату вошел Андре в одном жилете.
— Мама, хорошо ли сидит мой белый галстук?
Г-жа Моваль улыбнулась.
— Какой ты сегодня покорный! Сейчас видно, что здесь нет никакой красивой дамы. Покажи-ка.
Она осмотрела бантик из белого муслина.
Андре был до того озабочен тем, чтобы не измять манишки, что не обратил внимания на намек г-жи Моваль.
— Хорошо, тогда я пойду надену фрак и буду через минуту готов. Сейчас без пяти семь.
В экипаже, который вез их на улицу Мурильо, Андре, сидя между г-ном и г-жей Моваль, хранил молчание. Он держался очень прямо. Его галстук и сорочка не переставали занимать его. В этот момент он совсем не думал о г-же де Нанселль. Фиакр катился. На Сене продолжительно стонала сирена буксирного парохода. Андре внезапно подумал о судах, которые понесут его когда-нибудь по далеким морям, и в сердце его закралась легкая печаль, делавшая более острым предстоявшее удовольствие…
Экипаж остановился на улице Мурильо. Нанселли жили в небольшом особняке, частью каменном, частью кирпичном. Андре, вышедший первым, рассматривал его фасад, прежде чем позвонил. Мовали прошли в вестибюль. Сердце Андре билось. Когда дверь в гостиную открылась, Андре увидел сначала г-на де Нанселля, стоявшего посреди комнаты и разговаривавшего со старым г-ном, которого он покинул, чтобы пойти навстречу приехавшим гостям. Г-н де Нанселль слегка волочил ногу. Тем не менее его вид не был лишен благородства, как заметил Андре; но вдруг молодой человек перестал видеть все, что его окружало. Перед ним стояла г-жа де Нанселль.