С тех пор как Кацухиро перевели на защитную линию, его мучали кошмары. Оказавшись внутри стен, он надеялся, что, возможно, эти ночные пытки закончатся. Как и все надежды, что он лелеял с тех пор, как прибыл сюда, эта стала ещё одной, которая не выдержала столкновения с реальностью.
Он бормотал на своей койке, пойманный в ловушку сновидения, в котором его кожа и плоть отпадали кусок за куском. Он не чувствовал боли, но превратился в лежавший в неглубокой могиле голый скелет с поросшими поросли зеленовато-серым мхом костями. Мох собрался в новые мускулы, придавая ему новую форму, и на его зелёном не-трупе расцвели цветы. Всё это время он слышал бессловесное пение, звуки напоминали водопад, иногда лёгкие и освежающие, иногда гулкие и мощные.
Но не сон стал кошмаром, а пробуждение.
Этой ночью его вырвал из объятий растения-смерти Честейн, ворвавшийся в общежитие, которое он делил с пятьюдесятью другими гвардейцами. Все они были ветеранами, прошедшими Снаружи. Никто больше не называл это первой линией или внешней защитой. Снаружи — одного этого слова было достаточно. «Я был Снаружи, а ты»? Даже сквозь пуканье и храп, все они проснулись от громких шагов вновь прибывшего, их чувства давно настроились на любую потенциальную опасность, паранойя, которую даже километры высоких стен и орудийных башен больше никогда не смогут успокоить до самого конца их жизни.
— Что за шум? — резко спросил сержант Онгоко.
— Что–то в столовой! — сказал им Честейн. — Берите оружие!
— Где дежурный офицер? — спросил Онгоко, пока Кацухиро и остальные выпрыгивали из коек. Кацухиро увернулся, когда капрал Леннокс, сидевший на койке над ним, свалился прямо на пол.
— Быстрее, забудьте о форме! — Честейн остановился в дверях с пепельно-бледным лицом и широко раскрытыми глазами, а затем исчез в коридоре.
Ступая босыми ногами по гладкому феррокритовому полу казармы, вторая гвардейская рота Восточной стены последовала за ним, на ходу хватая лазганы с настенных стеллажей.
Кацухиро находился примерно в пяти метрах от первой шеренги, Леннокс бежал рядом с ним.
— Почему он не включил тревогу? — спросил Кацухиро. Леннокс в ответ пожал плечами.
До столовой было всего пятьдесят метров — вероятно, именно поэтому Честейн направился в общежитие, а не на пост наблюдения этажом выше. С лазганом в руках Кацухиро проследовал за остальными через двойные двери в широкий зал, заполненный столами и скамейками, способными одновременно принять пятьсот солдат. Единственными источниками света являлись тускло-оранжевые ночные люмены на стенах, которых едва хватало, чтобы разглядеть неясные очертания мебели.
Раздаточные люки в дальней стене были закрыты пласталевыми ставнями, но сквозь щели между ними из кухни пробивался более бледный свет, появляясь и исчезая, как будто кто–то двигался туда-сюда.
— Первое и третье отделение за мной, — приказал Онгоко, не став дожидаться появления офицеров. Он указал на двери справа от ставней. — Второе и четвёртое туда. Пятое охраняет тыл.
Служивший во втором отделении Кацухиро поспешил в сторону правых дверей. Пульсировавший белый свет с зелёным оттенком пробивался сквозь щели между ними и снизу. Волосы на руках и затылке встали дыбом, когда он уловил странный запах. Он вспомнил лесной полог и гниющие листья, хотя никогда не видел ничего подобного. Пока Леннокс протягивал руку к двери, у Кацухиро перед глазами промелькнуло видение — земляной запах мульчи, мягкий под его возрождающимся телом.
— Оружие к бою, — прохрипел капрал срывавшимся голосом, когда дрожащие пальцы сжали дверную ручку.
Кацухиро поднял лазган, Спилк и Калама стояли по обе стороны от него, тоже с оружием наготове.
Леннокс резко распахнул дверь, и вся троица шагнула вперёд: Спилк повернулся налево, Калама — направо, а Кацухиро сосредоточенно смотрел вперёд.
Свет шёл отовсюду, отражаясь от начищенных до блеска поверхностей массивных печей и плит, танцуя вокруг дремлющих люменов, отражаясь от рядов кастрюль, висевших на крючках на стенах. Глухой стук открывавшихся дверей в дальнем конце привлёк их внимание, и они направили оружие на сержанта Онгоко и его отделение.
Кацухиро шагнул вперёд, пропуская остальных солдат второго отделения на кухню, он повернул ствол лазгана в сторону теней, отбрасываемых беспорядочным светом. Плитки под ногами были холодными, и это ощущение помогало ему сохранить ясность мыслей среди потустороннего мерцания. Запах природы становился всё сильнее, и Кацухиро показалось, что он слышит шум ветра в деревьях, шелест листьев и скрип древесных гигантов.
— Там! — Калама ткнула лазганом в участок стены между трубами двух хлебных печей. Свет мерцал по голому кирпичу, просачиваясь вдоль линий раствора. Пыль осыпалась в этих местах, каждая пылинка падала медленно, сверкая, как крошечная частица света.
Кацухиро моргнул и ему показалось, что он увидел очертания в сгущавшихся пылинках. Мгновение он думал о мужчине, красивом и сильном, который протянул руку в сторону солдат.
Он услышал, как Спилк зарычал от отвращения и гул заряжавшейся энергетической ячейки.