Первая работа

После эпизода с Ромкой я чувствовала себя жалкой серой молью, которую все пытаются прихлопнуть. Утром я собиралась поговорить с Розой Васильевной и напомнить ей о деньгах за прошлое занятие. Но теперь казалось, что она рассмеется мне в лицо! Скажет: «Мы платим за уроки, а не за игры в мышек!»

«Пусть мама позвонит Ирэне и объяснит ей», – сдалась я.

Набрала мамин номер. Занято. А потом и вовсе – недоступно.

«Схожу к ней на работу, – решила я, глянув на небо. – Может, еще и покормит». В животе бурчало, а все из-за Ромки. Торчит в школе, сыч, ни пройти к автомату с вафлями, ни проехать.

В торговом центре меня ждал неприятный сюрприз.

Мамин отдел был закрыт, свет погашен. Что случилось?

Может, она отошла пообедать или в Сбербанк напротив оплатить счета?

– Машу-ук! – раздался за спиной низкий голос тети Люси, и я тяжело вздохнула.

Ее только не хватало. Сейчас начнется: «А чего мы тут делаем, такие красивые?» – и прочее. Накрашена тетя Люся была так, будто собиралась выступать в цирке. Бирюзовые веки, нарочитые кудри. Прав был папа: учительницу русского и литературы в Люсе съела эта нахрапистая тетка с грубым голосом…

– И чего мы тут делаем, такие красивые? – спросила тетя Люся, спрыгивая с крутящейся табуретки. – Аньки-то нету.

– А где она? – испугалась я.

– Уехала. К Гусе вашему. Заболел он, с температурой под сорок. Бабуля ей твоя позвонила. Катю в Мытищи послали магазин проверять. А бабуля одна боится с ним сидеть…

Под сорок все-таки. А ты тут чего вообще?

Мне не хотелось говорить с тетей Люсей. Отчего-то она мне была противна. Может, не она сама, а запах ее духов, тяжелый, как дух от старых штор. Меня и так подташнивало от голода, а еще этот ужасный запах.

– Есть хочешь? – жизнерадостно спросила тетя Люся и широким жестом показала на конторку, которая пряталась под витриной с колготками. На ней стояла тарелка с бутербродами. Два с колбасой, два с сыром. И еще какие-то зеленые овощи.

Я сглотнула слюну и заставила себя покачать головой.

– А, ты ж теперь как в том журнале питаешься! – вспомнила тетя Люся. – Йогурт и банан! И чего? Хватает до вечера?

– Вообще-то нет, – призналась я, имея в виду, что мы с мамой не следуем больше советам этого журнала.

Но тетя Люся истолковала мои слова по-своему.

– Не хватает? А чего тогда отказываешься? Садись! Ешь давай. Быстро-быстро, ну. Не отпущу, пока не съешь. Тоже мне, вежливая нашлась. Да я в твои годы мела все подряд! Растущий организм. Давай-давай, лопай! И фасольку не забудь!

Она усадила меня на табуретку и практически сунула в рот бутерброд с колбасой. Сама же устроилась напротив, облокотившись на витрину с колготками.

– Как работа твоя? Анек рассказывает, гордится. Мол, преподает дочка. Нормально платят-то?

– Иногда вообще не платят, – буркнула я зачем-то.

– Как это?! – всплеснула руками тетя Люся. – Да если б мне не платили, я бы тут и секунды не просидела!

Миленький мой, такое нельзя спускать. Такое означает, что ты себя не уважаешь.

– Мама говорила, вы учитель, – начала я, исподлобья глядя на нее, – в прошлом. Учитель литературы. Вот скажите: писатели, они что, за деньги писали? Классики вот наши… Бывало же так, что они творчеством бесплатно занимались.

Я думала, она рассмеется: «Это ж творчество!» Или рассердится, что я ворошу ее прошлое. Но она опустила голову, поправила упаковку с белыми детскими колготками, которые какой-то покупатель небрежно бросил на прилавок, а потом лукаво глянула на меня и спросила:

– Толстого знаешь? Льва Николаевича?

Я фыркнула.

– Так вот. Он однажды даме на вокзале то ли сумку, то ли чемодан к поезду поднес. Она его перепутала с носильщиком. Он ведь просто одевался. В общем, дама ему двугривенный дала. А потом пришла на какое-то собрание и видит: выступает, да еще и по-французски, этот ее мужичок. Оказалось, великий русский писатель. Дама после собрания, едва не падая в обморок, подошла извиняться, а он ей: «Ничего, я честно заработал, а вы честно заплатили».

Я слабо улыбнулась.

– Фасоль ешь, – строго сказала тетя Люся. – Я себе еще куплю внизу, в кулинарии. В общем, миленький мой, за честную работу деньги надо всегда брать. Даже писатели так делали. Кстати, еще вспомнила про Дюма. Он же «Трех мушкетеров» для журнала писал. Ему платили за каждую строчку. Вот он и старался побольше строчек сделать. Но покороче. Поэтому у него слуги мушкетеров так и разговаривали: «Да, сэр», «Нет, сэр».

Тут уж я засмеялась.

– Классные истории, теть Люсь. А вы не обидитесь, если спрошу? Вы обратно не мечтаете вернуться? На учительскую работу?

Тетя Люся ответила, но не сразу. Поправила еще одни колготки, черные, с красными ромбами. Поменяла местами ценники на шерстяных носках, свисавших с веревки, натянутой над витриной, будто их вывесили для просушки.