Первая пуля – моя

– Чем думаешь заняться?

– Хочу устроиться к тебе на работу.

– Не понял… – От удивления Петька открыл рот и сразу стал похож на птенца, только что вылупившегося из яйца.

– У тебя со слухом плохо? Хочу поработать в психиатрической больнице имени Кащенко, – повторил Олег.

– Морозов, ты сошел с ума! Это я тебе, как врач, говорю. – Петька вцепился в остатки волос на своей голове и почти с ужасом произнес: – От нас люди бегут, как крысы с тонущего корабля, а ты «поработать». Ты хоть знаешь, какая у нас зарплата?

– Меня это мало волнует. А ты, как заместитель главного врача, должен быть заинтересован в том, чтобы в твоей клинике работали хорошие специалисты. Или ты считаешь, что я уже ни на что не гожусь?

Петька тяжело вздохнул.

– В том-то и дело, что годишься. Как вспомню твою диссертацию по парапсихологии, завидую белой завистью… Жаль, что ты так и не успел ее защитить.

– Ну, сейчас-то чего жалеть? – широко улыбнулся Олег. – Не защитил, ну и хрен с нею. Ты не сказал самого главного – берешь меня к себе или нет?

– Беру. Только надо главврача поставить в известность. Он у нас мужик суровый. Не любит, когда через его голову прыгают. – Петька снял телефонную трубку и набрал номер. – Владимир Михайлович?.. Здравствуйте. Пахомов беспокоит… По какому вопросу? По поводу трудоустройства… Да нет, не моего. Тут к нам парень на работу просится… Да, знаком. Мой бывший сокурсник, Олег Морозов. В свое время учился в аспирантуре у Довгялова… Помните? – Петька прикрыл телефонную трубку и возбужденно прошептал: – Представляешь, он тебя помнит! – И с удивительным проворством вновь переключился на разговор с шефом: – Да-да, Владимир Михайлович. Мы идем к вам… Да, немедленно… – Опустил трубку на рычаг и посмотрел на Олега сияющими глазами. – Ну что, Морозов, интуиция мне подсказывает, что скоро мы с тобою будем собратьями по несчастью. Ты как, не передумал?

– Ты же знаешь, психи – моя слабость.

– Тогда пошли к шефу! – Петька быстро собрал со стола валявшиеся в беспорядке бумаги, сунул их в сейф, который тут же запер, и уверенным шагом двинулся к выходу.

Он несся по коридору так стремительно, что Олег едва поспевал за ним. Откуда у тщедушного Петьки взялось столько прыти, можно было только гадать. Возможно, его воодушевило то, что Олег Морозов будет работать вместе с ним? А может, за долгие годы, проведенные бок о бок со своими пациентами, Петька и сам стал психом? Лет восемь назад он был менее нервным и суетливым. Даже ходил чинно, как на параде. Вырабатывал солидный имидж. «Петька-профессор» – так называли его в медицинской академии. Он и вправду собирался сделать сногсшибательную карьеру, и сделал бы, если бы не семейные обстоятельства. Поговаривали, что его бывшая жена была еще той стервой и Петька вместо того, чтобы долгими зимними вечерами корпеть над диссертацией, был вынужден стирать пеленки, варить кашки, а ближе к полуночи – нестись сломя голову на вокзал разгружать вагоны. Денег все равно не хватало, и в конце концов его женушка, прихватив с собой пятилетнюю дочь, сбежала к «новому русскому».

«Странно, что после такого удара Петька окончательно не свихнулся, – подумал Олег. – Впрочем, трудности закаляют и побуждают к действию. Это я знаю из собственного опыта… Что ж, можно считать, что первый этап успешно преодолен – я вот-вот стану полноправным членом этого „сумасшедшего“ коллектива. Теперь самое главное – прийтись по душе „суровому мужику“ Владимиру Михайловичу…»

Петька наконец закончил свой бесконечный марафон по длинным коридорам, остановившись перед дверью, на которой висела табличка «Главврач В. М. Лычагин».

– Сейчас ты познакомишься с такой очаровательной девушкой! – шепотом предупредил он Олега. Распахнул дверь и ворвался в приемную, словно за спиной у него развевались крылья. – Аллочка, солнышко, привет! Как дела?

На Аллочку – белокурое создание невероятных размеров – их неожиданное появление не произвело никакого эффекта. С олимпийским спокойствием она продолжала жевать бутерброд с колбасой. Даже когда Петька чмокнул ее в зефирную щечку, Аллочка лишь повела пухлыми плечиками. Олега она не удостоила даже взглядом.

«Видимо, я не в ее вкусе», – вынужден был признать он, но ничуть не расстроился. Ему всегда нравились миниатюрные брюнетки, а Аллочка (то ли секретарша, то ли ассистентка Лычагина) была огромной, белой, мягкой и напоминала немецкую куклу-младенца из его детства. Лет двадцать пять назад такой куклой играла его двоюродная сестренка – надевала ей ползунки, усаживала за столик и кормила кашей, сделанной из мокрого песка. «Каша» размазывалась по резиновому кукольному личику, стекала на ползунки, а сестренка твердила, как заезженная пластинка: «Кушай, маленькая дрянь, кому сказала!» С тех пор Олег испытывал стойкое отвращение и к кашам, и к типу женщин, у которых были ямочки на щеках, белокурые кудряшки и пухлые наманикюренные пальчики.