Первая просека

Много потом было смеха по поводу того, как какой-то шальной танк шел в атаку с башней, повернутой вбок. От него шарахались, и только тогда поняли, в чем дело, когда этот «дикий» танк, поравнявшись с головными машинами, укрылся за каменной глыбой и развернулся правым бортом к противнику, открыв прицельный огонь из пушки. Снаряды Захара точно ложились в гущу отступающей самурайской пехоты, сопровождая ее на всем видимом оттуда пути. Вражеские снаряды стали рваться неподалеку от танка, но каменная глыба, за которой он укрылся, защищала его надежным естественным бруствером.

Захар отошел со своей позиции только тогда, когда в боезапасе не осталось ни одного снаряда.

В старом ивняке у излучины речушки было не менее жарко, чем на поле боя. Тягачи волокли к стоянке подбитые и совершенно обгорелые машины. Одному танку своротило набок башню и покорежило все его внутренности, другому снаряд пробил бортовую броню.

Возле танков копошились санитары, и Захар понял: они вытаскивают останки погибших. Он хотел было подойти поближе, но увидел обугленную голову с верхней половиной грудной клетки и торопливо пошел прочь.

Осмотрев машину, помпотех махнул рукой:

— Безнадежное дело, менять надо башню. А вы идите в санчасть! — прокричал он на ухо Захару. — Агафонов, проводите!

— Восемнадцать человек уже убито, — сообщил Агафонов по пути. — Около сорока раненых и контуженных.

— Как Криволап?

— Эвакуировали в госпиталь.

Возле большой палатки, где помещалась санчасть, Агафонов и Захар увидели несколько санитарных машин. В них спешно грузили раненых танкистов. Неподалеку от палатки на траве было расстелено полотнище брезента. Из-под его края виднелись спокойно раскинутые ноги в запыленных ботинках и крагах. Над брезентом роились тучи мух.

— Убитые, — сказал Агафонов, кивнув на брезент.

Никогда еще не было Захару так жутко, как сейчас, при виде этой шеренги недвижно лежащих ног. Еще сегодня утром эти люди стояли в строю. Еще час назад они яростно нажимали на рычаги пушек и пулеметов, на педали машин — и вот уже ничего больше не делают и никогда не сделают. Скоро они навеки лягут глубоко в землю, чтобы превратиться в тлен.

Долго еще эта скорбная картина бередила душу Захара, отзываясь болью в сердце. Говорил ли он с кем-нибудь, делал ли что-либо, а перед глазами вдруг четко-четко возникала шеренга запыленных краг и ботинок с торчащими кверху носками…

Врачебный осмотр продолжался не более минуты.

— Легкое продувание, — сказал врач медсестре.

Когда кончилась процедура, врач снова подошел к Захару.

— Как слышите? — громко спросил он.

— Левым почти нормально, правым ничего не слышу.

— Не отчаивайтесь, скоро пройдет. По утрам будете приходить на процедуры.

Бой закончился глубокой ночью. Утром стало известно: враг разбит наголову. Вершины Заозерной и Безымянной были как будто срезаны. На поле осталось более шестисот трупов японских солдат и офицеров, множество разбитых пулеметов и орудий. Но в части недосчитывалось немало танков. Два экипажа сгорели вместе с машинами. Двадцать три человека были убиты, сорок три ранены и контужены.

Захар был в палатке санчасти, когда в просвете полога показалась голова Агафонова:

— Что? — спросил Захар.

— Кавалеристы стоят по соседству! Сейчас слышал ржание коней — вон там, вверх по речке.

— А может, это не кавалеристы, а кто-нибудь ехал на подводе? — усомнился Захар.

Они пустились бежать длинными прыжками по галечному берегу речушки, делающей поворот в зеленом коридоре ивняка.

Но вот речка выпрямилась, и они увидели лошадей, а вокруг них голых людей.

— Ясно, купают! — крикнул Захар.

Захар и Агафонов дождались, когда красноармейцы стали выводить коней из воды, и спросили крайнего, какой это полк.

— Его величества первый гренадерский, — весело щуря узкие глаза, ответил тот.

— Нет, серьезно. — Захар подошел ближе, ласково похлопал коня по мокрой шее. — Мы ищем своего товарища, конника.

— А как его фамилия?

— Корольков. Старший лейтенант Корольков.

— Такого что-то не знаю. Ребята, — крикнул конник, — кто знает старшего лейтенанта Королькова?

— Во втором дивизионе есть Корольков, только он не старший лейтенант, а капитан, командир первого эскадрона, — отозвался голос с речки.

— Вон отсекр дивизиона по комсомолу знает, — сказал красноармеец с узкими глазами.

Захар заприметил в воде смуглого сухопарого красноармейца и подошел к речке.

— Слушай, товарищ, подойди сюда на минутку, — позвал он.

Тот легко вскочил на мокрую спину коня, подъехал к берегу.

— Что такое?

— Будь другом, объясни нам, как найти Королькова? Мы из танковой части, по соседству стоим. Пять лет не видели дружка…

— Тут с километр будет, проплутаете долго, — задумчиво сказал отсекр. — Ну уж так и быть, браткам-танкистам надо помочь. Хорошо вчера вы давили самураев. Побитых много у вас?

— Двадцать три. Шестеро сгорели вместе с танками.

— У нас поболее будет. Что сказать-то Королькову, если он живой?

— Скажите, Агафонов и Жернаков ждут…

— Пожалуй, надо все-таки подседлать, по лесу ехать.