— На конверте красным фломастером написано «Срочно», Уолтер это особо подчеркнул. Но я могу смотаться один, тебе совсем не обязательно…
— Письмо адресовано мне, а ты жаждешь увидеть друга, так что вперед.
Проехать по лондонским улицам без особых пробок можно, пожалуй, только в понедельник вечером. Мы добрались до Академии за двадцать минут. Начался дождь, сильный и частый, какие нередко случаются в столице. Уолтер ждал у центрального входа, успел изрядно вымокнуть, и выражение лица у него было неласковое. Он наклонился к окну, отдал мне конверт, и мы решили подождать, пока он не поймает такси: в моей двухместной машине третий человек поместиться не мог. Остановив такси, Уолтер холодно кивнул мне, даже не взглянул на Кейру и уехал. Мы остались сидеть в машине под проливным дождем, на коленях у Кейры лежал конверт.
— Не хочешь распечатать?
— Это почерк Макса, — прошептала она.
— Он, похоже, телепат!
— Почему ты так говоришь?
— Подозреваю, он каким-то образом подсмотрел, что мы готовимся к романтическому ужину, дождался момента, когда будет готов твой соус, отослал письмо и разрушил нашу идиллию.
— Не смешно…
— Может, и нет, но признай, что, если бы ужин сорвала одна из моих бывших любовниц, ты вряд ли восприняла бы ситуацию с юмором.
Кейра дотронулась ладонью до конверта.
— И какая же бывшая любовница могла тебе написать? — спросила она.
— Я не то хотел сказать.
— Ответь на вопрос!
— Нет у меня никаких бывших любовниц!
— Ты был девственником до встречи со мной?
— Я хотел сказать, что на факультете не спал ни с одной студенткой.
— Какое тонкое замечание!
— Будешь читать письмо?
— Ты сказал «романтический ужин», я не ослышалась?
— Может, и сказал.
— Ты влюблен в меня, Эдриен?
— Открой конверт, Кейра!
— Будем считать, что ты сказал «да». Поедем к тебе и поднимемся сразу в спальню. Тебя я хочу гораздо больше, чем кабачков.
— Приму за комплимент! Так что с письмом?
— Они с Максом подождут до завтрашнего утра.
Этот первый вечер в Лондоне пробудил множество воспоминаний. Мы любили друг друга, потом ты уснула. Ставни на окнах были приоткрыты, я сидел, смотрел на тебя, слушал, как ты дышишь. Я видел шрамы на спине, которые не заживит время. Я гладил их пальцами. Жар твоего тела разбудил желание, такое же сильное, как в начале вечера. Ты застонала, и я убрал руку, но ты поймала мою ладонь, спросив сонным голосом, почему я прервал ласку. Я поцеловал твое плечо, но ты снова погрузилась в сои. И тогда я сказал, что люблю тебя.
— Я тоже, — прошептала ты едва слышно, но два этих слова стали моим пропуском в твой сои.
Усталость сделала свое дело: мы проспали. Я открыл глаза около полудня, увидел, что тебя нет рядом, и пошел на кухню. Ты накинула одну ил моих рубашек и надела найденные на полке носки. Сделанные накануне признания повергли нас в смущение, заставив чувствовать неловкость и отдалив на мгновение друг от друга. Я спросил о письме Макса, ты кивком указала на нераспечатанный конверт на столе. Не знаю почему, но в этот момент мне вдруг захотелось, чтобы ты его так и не прочла. Я охотно убрал бы его в ящик и забыл там навсегда. Я не хотел продолжения безумной гонки, мечтал уединиться с тобой в этом доме, выходить только затем, чтобы прогуляться вдоль Темзы, заглянуть к кэмденским антикварам или поесть в кафешке в Ноттинг-Хилле, но ты распечатала письмо, и мечта канула в небытие.
Ты распечатала письмо и прочла его мне, возможно желая показать, что со вчерашнего дня ничего от меня не скрываешь.