Первая мировая война в 211 эпизодах

К жителям Шнайдемюля, так же, впрочем, как и к тем политикам и генералам, неуклюжим, нерасторопным и некомпетентным, которые, балансируя, привели Европу к войне, стекалась информация, почти всегда неполная или устаревшая. И недостаток фактов восполнялся догадками, предположениями, надеждами, опасениями, навязчивыми идеями, теориями заговора, мечтами, кошмарами, слухами. В Шнайдемюле, как и в десятках тысяч городов и деревень на всем континенте, картина мира выстраивалась в эти дни именно из зыбкого летучего материала, и не в последнюю очередь из слухов. Эльфриде Кур двенадцать лет, она непоседливая умная девочка с рыжеватыми косичками и зелеными глазами. Она слышала разговоры о том, что французская авиация бомбила Нюрнберг, что атаковали железнодорожный мост около Айхенрида, что русские войска продвигаются к Иоганнисбургу, что русские агенты пытались убить кронпринца в Берлине, что один русский шпион чуть не взорвал авиационный завод на окраине города, что другой русский шпион намеревался заразить холерой воду в водопроводе, что французский агент хотел взорвать мосты через Кюддов.

Все это были лишь слухи, но правда выплывет наружу гораздо позже. Сегодня же люди готовы поверить чему угодно, даже самому невероятному.

Жители Шнайдемюля, как и большинство немцев, считают эту войну оборонительной, — войной, которую им навязали, не оставив иного выбора. И немцы, как и все обитатели городов и сел Сербии, Австро-Венгрии, России, Франции, Бельгии и Великобритании, исполнены страха и надежды и вместе с тем чувства собственной правоты, ибо им предстоит вступить в роковую битву с силами зла. Мощная эмоциональная волна прокатилась по Шнайдемюлю, Германии и Европе, накрыв собой всех и вся. То, что для нас тьма, для них — свет.

Эльфрида слышит возгласы брата и сразу видит все сама. Вот они идут, шеренги солдат в серой униформе, коротких сапогах из светлой, невыделанной кожи, с большими рюкзаками, в остроконечных касках с серыми матерчатыми чехлами. Впереди марширует военный оркестр, и когда он приближается к вокзалу и толпе на площади, то звуки знакомой всем мелодии захватывают людей. Солдаты поют, и толпа вслед за ними подхватывает припев. Песня звучит бравурно в этот августовский вечер:

Lieb’Vaterland, magst ruhig sein,
Lieb’Vaterland, magst ruhig sein,
Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!
Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein! [4]

Воздух дрожит от барабанного боя, топота сапог, пения и криков “ура”.

Эльфрида запишет в своем дневнике:

149-й прошел тогда плечом к плечу, растекаясь по перрону как серая волна прилива. У всех солдат были на шее длинные венки из цветов или же просто цветок на груди. Из винтовок торчали астры, левкои и розы, словно врагов собирались обстреливать цветами. Лица солдат были серьезны. А я-то думала, что они будут смеяться и ликовать.

Эльфрида все же видит одного смеющегося солдата, лейтенанта, и сразу узнает его. Его зовут Шён, и она смотрит, как он прощается с родственниками и затем протискивается через толпу. Как другие хлопают его по спине, обнимают, целуют. Ей хочется крикнуть: “Привет, лейтенант Шён!” Но она не осмеливается.

Играет музыка, над толпой вздымаются шляпы и носовые платки, поезд с одетыми в гражданское резервистами гудит и трогается с места; все машут и кричат “ура”. Скоро отправится в путь и 149-й. Эльфрида слезает с ограды, ее поглощает толпа, ощущение такое, что ее вот-вот раздавят, задушат. Девочка видит пожилую женщину с покрасневшими от слез глазами. Она душераздирающе кричит: “Пауль! Где мой малыш Пауль? Дайте мне увидеть моего сына!” Эльфрида не знает, кто такой Пауль, она стоит, стиснутая со всех сторон спинами, руками, животами, ногами других людей. Потрясенная или, возможно, благодарная за то, что ей удалось заметить хоть что-то в этом беспорядочном, спутанном, гигантском клубке образов, звуков и чувств, Эльфрида, зажатая в толпе, возносит краткую молитву: “Боже милосердный, сохрани этого Пауля! Верни его этой женщине! Молю Тебя, молю, молю!”