Европа и Америка на протяжении большей части их истории в отношении России варьировали три тактики — сокрушение и уничтожение, ослабление, помощь (только при условии большой выгоды для себя и перспективой обязательного ослабления России).
Как ни странно, но у нас до сего дня (усилиями господ и служек атлантизма и американизма) в народе насаждается точка зрения, что западная демократия — очень хорошая вещь: свобода, права человека, право собственности, вера и прочие чудеса. Но в России эти «чудеса» отчего-то прорастали чертополохом. Облик Америки как «светлого града на холме» к началу XX в. потускнел и среди наиболее думающей части общества. Философ-теолог С. Н. Булгаков в переписке 1910-1911 гг. с А. Белым (Б. Н. Бугаевым) заметил: «Запад я ex profundo постоянно принимаю в себя и перерабатываю в себе или как чужеродное тело или как яд, к которому надо получить нейтралитет или выработать антитоксин. И чем больше живу и чувствую, тем больше узнаю яд и вижу змею на дне кубка. Конечно, я говорю про современный западный запад… это могучая, организованная сила, но бездушная или же потенциально антихристианская».
Наука могла бы удержать народы от заблуждений и трагических ошибок. Но ее слушают редко, да и сама она не без греха… Оказали ли влияние труды ученых-пацифистов (М. Энгельгардт, Ф. Мартенс, Я. Новиков, М. Таубе, И. Блиох, Б. Чичерин) на Николая II? Вряд ли он их читал. Те уверяли, что в мире наблюдается смягчение нравов, рост солидарности, альтруизма, хотя одновременно заметнее рост жадности, жестокости, лицемерия и коварства. Пока существуют классовые и социальные различия, война абсолютно неизбежна. В соперничестве держав нет места альтруизму. Демагоги говорят о братстве людей, но сами же грабят, убивают и истязают невинных. Войны — виновник всех бед и зол. «Это они порождают неравенство, дифференциацию, ненависть, дикие инстинкты». В них превалирует отношение к людям «как к клопам или тараканам, которых можно давить походя» (М. А. Энгельгардт).
Что предлагалось противопоставить? По мысли ученого, в жизни мира творческим началом и преобразующим моментом могла бы стать наука.