Первая любовь

— Не могу, — отвечал он просто. — Я бы рассказал, если бы секрет принадлежал только мне. Теперь вы понимаете причину моего молчания. — И через некоторое время добавил: — Но вы не представляете, как целительны для меня ваши любовь и сочувствие.

XII

Жизнь шла своим чередом. Всем известно, что происшествия и сенсации забываются обществом с удивительной быстротой. Какие бы чувства ни питал Гревиль к Лайле, он был по-прежнему щедр к ней и по-прежнему предоставлял ей право управлять их домом и именьем, подчиняясь во всем ее желаниям.

Валери же начала казаться Лайле менее симпатичной. Прежде всего, она сделалась необыкновенно привлекательной. Мужчинам нравилось соединение мальчишества и грации, коротких вьющихся волос и красивых дорогих туалетов, которые носила Валери. Помимо этого, Лайла заметила, что со времени своего появления в свете, Валери заняла в нем определенное положение. Все родственники и друзья окружали ее вниманием. Валери бывала во многих домах, куда Лайлу не приглашали.

Быть может, Лайла простила бы ей эти два обстоятельства, но не могла простить того, что Валери перестала слепо обожать ее. Она по-прежнему восхищалась внешностью и платьями Лайлы, но делала это без прежнего энтузиазма, мимоходом, бросая мимолетное замечание:

— Удачно, Лайла! Этот пеньюар от Калло? Сколько вы заплатили за него?

Она говорила короткие фразы, выражающие вежливое безразличие, вместо:

— Лайла, как вы прекрасны! Вы похожи на золотую розу, а ваша шляпа на зеленые листья. Вы всегда одеты лучше всех, но хороши в любом наряде.

У Валери были свои отдельные комнаты, в которых она часто принимала молодых девушек и юношей, и где танцевали до утра под звуки граммофона.

Лайла завидовала ее торжествующей молодости, завидовала ей потому, что Валери без всякого труда получила все то, чего она добивалась всю жизнь и все же не могла добиться.

Когда Лайла жаловалась, что наиболее известные хозяйки не приглашают ее на свои интимные приемы, Валери небрежно замечала:

— Какая досада, моя дорогая! Как нелюбезно с их стороны!

И, наконец, что было хуже всего, Валери начала делать неприятные замечания.

— Лайла, вы должны потребовать объяснения у Вайолет Фрир. Она повсюду говорит, что Робин очутился у вас в комнате, благодаря вашему приглашению. Я сказала бы об этом Хюги, но он перегружен работой, и вам удобнее самой уладить подобный вопрос. Я сделала попытку заставить ее замолчать, но она только насмешливо улыбнулась и пробормотала что-то насчет слепой преданности, свойственной молодости.

Лайла хотела, чтобы Валери вышла замуж, так как устала от ее вмешательства в свою жизнь.

Однажды вечером в Ранела она встретила Валери, гулящую с Мартином Вейном. Валери посмотрела на нее с любезной улыбкой, а Мартин прошел мимо, не наклонив головы.

Мысль о том, что Валери и Мартин Вейн были друзьями, особенно раздражала ее. Сидя под сиреневым шифоновым зонтиком, она прислушивалась к разговору молодого человека, с которым поехала в Ранела, но не могла забыть холодного презренья, замеченного в глазах Мартина.

Эта встреча напомнила ей о Робине. Где он теперь? Она часто вспоминала о нем. Как он любил, как обожал ее! Молодой человек, сидящий подле нее, которого Лайла считала до этой минуты интересным, показался ей совершенно бесцветным по сравнению с Робином. Если бы он вернулся! В конце концов, она также принесла себя в жертву, оставшись с Гревилем и ведя пустую, лишенную любви, жизнь.

Она уверяла себя, что ее поведение во время заключения Робина в тюрьме не было вызвано позорной трусостью, а произошло из-за понятной слабости женской растерявшейся души. Теперь она могла утверждать без всякого риска, что ждала все время обнаружения настоящего преступника.

Если бы этот закоренелый злодей не сознался в своей вине, она перед судом в черном платье, подчеркивающем матовое золото ее волос, воскликнула бы: «Робин Вейн невиновен. Я полагала, что капля совести есть у каждого человеческого существа, но молчание преступника в эту минуту показывает, что я ошиблась. Итак, раз убийца молчит, то говорить буду я!» И за этим последовал бы короткий трогательный рассказ о рыцарской, полудетской привязанности Робина, о ее верной любви к мужу, — быть может, в этом месте ей следовало коснуться вопроса о прекрасных взаимоотношениях, существовавших между нею и Хюго. Хотя, впрочем, принимая во внимание его странности, можно было обойти это скользкое место молчанием! — Она выступила бы в роли современной Порции[3], судьи были бы растроганы, а в зале суда наступило бы молчание, прерываемое приглушенными рыданиями.

Робина, конечно, тотчас же оправдали бы, и она приветствовала бы его рукопожатием, отвечая на бурную благодарность жестом легкого протеста.